качестве одного из важных инструментов объединения выступал общий сайт, фиксирующий деятельность участников не только в рамках совместных проектов, но и на местах. Опыт Vovne кажется особенно интересным, поскольку стараниями участников была создана единственная транслокальная сцена импровизационной и экспериментальной музыки, появившаяся на территории Сибири в XXI веке и обладавшая собственной разветвленной инфраструктурой: существовали информационный портал, лейбл для выпуска музыки, регулярный фестиваль, проводивший целенаправленную работу по вписыванию сибирской экспериментальной музыки в российский и международный контекст.

Разумеется, экспериментальную и импровизационную музыку играли в Сибири и за пределами сообщества Vovne. Но примеров того, как подобная деятельность вырастала в объединение различных музыкантов и коллективов, разделяющих единую творческую идеологию, и выходила на транслокальный уровень, практически нет. На рубеже 2000-х и 2010-х в Красноярске действовал шумовой оркестр «Атанорэ», исполнявший неидиоматическую импровизационную музыку на разных городских площадках — от музеев и галерей до улиц и площадей. В его деятельность вовлекались участники других городских групп, но это вовлечение работало не на создание сцены музыкантов-единомышленников, а на расширение самого оркестра, который действовал в режиме свободного состава, открытого для включения желающих. Деятельность «Атанорэ» прекратилась в связи с отъездом основателей в Петербург (где они даже пару раз участвовали в импровизационных выступлениях, совместных с участниками Vovne).

В Омске принципы свободной импровизации исследует сообщество музыкантов, объединившихся вокруг Дмитрия Лапутина (Крамба) и его лейбла Crumbwaves. В их деятельности также присутствует элемент транслокальности — некоторые из участников продолжают взаимодействие с сообществом после переезда в Москву. Но эта группа довольно немногочисленна (вряд ли можно назвать более полудюжины постоянных участников) и в основном ограничивает свою деятельность публикацией совместных релизов и редкими концертами в Омске, Москве и Петербурге. Так происходит в большинстве сибирских городов — одного или нескольких исполнителей, занимающихся подобной музыкой, найти вполне можно, но о формировании заметной локальной сцены, не говоря уж о транслокальной, говорить не приходится.

Импровизация играла важную роль в деятельности новосибирской джазовой сцены, которая разделяла принципы транслокальности — в 1980–1990-е в городе проходили фестивали, собиравшие музыкантов из Томска, Красноярска и Абакана, и формировались новые совместные составы, в которые входили музыканты из разных городов[147]. Но во-первых, за пределами статей и воспоминаний о совместных живых выступлениях эта деятельность осталась практически незадокументированной, а во-вторых, в 2000–2010-е мероприятия новосибирской джазовой сцены в основном стали фокусироваться на локальном уровне (с периодическим приглашением звезд мирового джаза и записи совместных с ними джемов). В архиве «Студии неосознанной музыки», одного из флагманских проектов Vovne, есть запись концерта в Новосибирске, в котором участвовал новосибирский кларнетист Дмитрий Смирнов. Сегодня в составе группы «Жертвоприношения»[148], сформированной участниками Vovne уже после отъезда из Сибири, регулярно выступает саксофонист Владимир Лучанский, еще один активный участник новосибирской джазовой сцены начала 2010-х, позже перебравшийся в Петербург.

Музыка в Сибири: исторический экскурс

Чтобы проследить историю развития сцены Vovne, полезно будет проанализировать ситуацию в области локальной музыки в Томске, Новосибирске и Кемерово во второй половине 2000-х и начале 2010-х. Ситуацию в Кемерово сам Маркварт описывает следующим образом: «Местных концертов особо не было, каких-то процессов, куда мы могли бы влиться, чтобы нас с кем-то познакомили, мы вошли в тусовку и стали тоже что-то делать, не было. Были ночные дискотеки в театре „Ложа“, мы туда ходили тусить. Был какой-то концерт альтернативной музыки в Зеленом парке, но он мне не понравился. Там все играли в стиле Limp Bizkit». Максим Горданов, музыкальный журналист из Кемерово, автор и ведущий подкаста «Темная сторона Луны», работавший в середине 2000-х арт-директором клуба «НЛО», соглашается с этой оценкой: «У нас в этом плане город всегда довольно тусклый был; в соседних Новокузнецке, Томске и Новосибирске всегда было больше и событий, и музыкантов»[149]. В беседе о кемеровской музыкальной сцене этого периода Горданов вспоминает скорее конкретные музыкальные проекты, нежели движения: регги-дуэт Reggi-On, или исполнявшую эмоциональный постбрит-поп-рок, вдохновленный творчеством Radiohead, гитарную группу ATM, или коллектив «Турбошлягер». Музыкальная жизнь города формировалась стараниями единичных энтузиастов, а не заметными сообществами.

В разговоре о музыке Новосибирска независимый критик Александр Романовский предлагает выделить следующие направления: хардкор-панк-движение, консолидировавшееся вокруг серии фестивалей Start the Riot, и сообщество любителей рокабилли и серфа, объединившееся вокруг группы «Йод» и серии мероприятий под общим названием «Чок!». Ближе к началу 2010-х в городе также стала формироваться гаражная и инди-сцена, сложившаяся вокруг мероприятий коллектива Gallant Dances with Guns и интернет-радио «Варшава» и позже породившая группы Ploho и «Буерак». Эти движения выделялись в «болоте классических для среднестатистического российского мегаполиса жанров (русский рок, всевозможные ответвления металла, одинаковый ирокезный или тельняшечный панк, лабухи)»[150], но мероприятия, организованные представителями этих движений, собирали в среднем по 40–60 человек — цифра, по оценкам Романовского, вполне стандартная для локальных музыкальных событий третьего по величине города в стране. В этот период в городе также активно действовало достаточно сильное джазовое движение, уходящее корнями в 1970–1980-е. В Новосибирской филармонии проводился ежегодный фестиваль SibJazzFest, проходили альтернативные ему мероприятия вроде серии фестивалей «Сибирские джазовые игрища», в город приезжали мировые титаны жанра вроде Мэтью Шиппа или Оливера Лейка, игравшие совместные концерты с новосибирскими музыкантами. В то же время джазовая сцена города практически никак не пересекалась с более молодыми и экспериментальными сообществами — ни в плане совместной творческой деятельности, ни в плане зрителей. Эту особенность города — жесткую обособленность творческих сообществ, отсутствие связей между ними — отмечали многие музыканты и наблюдатели, работавшие в Новосибирске.

Из всех городов, что рассматриваются в этой статье, наиболее насыщенной музыкальная среда была в Томске — об этом говорит Александр Арляпов, журналист, промоутер и главный редактор журнала «Новый рок». В городе были активны музыканты, вышедшие из рок- и панк-движений 1990-х (Глеб Успенский, группы «Последний из мАгикан», «Индустрия снов»); формировались более молодые и современные движения — в начале 2000-х активно складывалась сцена электронной музыки, зафиксировавшая свою деятельность на сборниках Future Sound of Tomsk и «Техника случайных встреч», активно проявляла себя драм-н-бейс-сцена. Развивалась рок-культура, находившая информационную поддержку на волнах местного отделения «Нашего радио», проходил регулярный фестиваль Muz-Online, который собирал большую часть локальных рок-талантов. Существовала и экспериментальная музыка — на осколках авангардной формации «Секта феникса», появившейся в городе в конце 1990-х, формировались новые проекты — в том числе PSVSV, будущие участники Vovne; в этой же области активно действовал музыкант множества разнообразных проектов Юрий Терюкалов (Юс). Подобный уровень творческой активности, достаточно высокий по сравнению с другими сибирскими городами, объясняется тем, что Томск — университетский город с большим количеством вузов и учащейся в них активной молодежи. К примеру, Максим Евстропов, музыкант «Секты феникса» и PSVSV и активный участник Vovne, родился и вырос в Новокузнецке, а в Томск приехал учиться