С другой стороны не было желания расставаться с товарищами, с которыми я прошел такой долгий путь в гетто и в лесу. Все же я чувствовал связь с отрядом имени Чапаева. Но, в конце концов, решил принять предложение. Ответил Сидякину, что если он и командир литовской десантной группы считают, что я могу принести пользу в войне против врага, как партизан в литовском подразделении, я готов туда перейти. В тот же вечер я распрощался с товарищами из отряда Чапаева и перешел в лагерь литовцев, который временно был сооружен рядом с лагерем чапаевцев.

Литовское боевое соединение «Жальгирис» — «Грюнвальд» по-немецки, «Зеленое поле» по-русски, было так названо в честь места, где объединенная литовско-польская армия нанесла поражение «германским рыцарям» в 1410 году. Имя это поднимало боевой дух литовцев в противостоянии германцам, придавая их действиям историческое значение.

"Жальгирис", по сути, был первоначальным соединением советско-литовского партизанского движения. "Жальгирис" был организован в СССР, чтобы вести партизанскую борьбу в Литве. Первую группу литовско-советских партизан десантировали в тыл врага, в Литву, еще в марте 1942, но немцы ее уничтожили в достаточно короткий срок. Штаб движения был создан в СССР в ноябре 1942, во главе с секретарем коммунистической партии Литвы Снечкусом. В штабе было решено послать литовское спецподразделение в оккупированную Литву с целью развернуть там партизанское движение. В литовской дивизии № 16 Красной армии было создано это спецподразделение, в которой прошли обучение те, кто должен был быть послан в Литву. После первой неудачной попытки решили на этот раз послать в тыл врага белорусских партизан — основать лагеря в западной Белоруссии, и оттуда начать действовать на территории Литвы. Леса Нарочь и Кузиан были выбраны штабом литовских партизан для баз, откуда будут вестись боевые действия.

В апреле-мае 1943 переведено было через фронт в германский тыл несколько десятков литовских партизан. Они перебрасывались планерами, прикрепленными к транспортным самолетам, на партизанский аэродром в восточной Белоруссии, в районе Бигомел. Командиром группы был Шумаускас, подпольная кличка которого — "Казимир", заместителем его — Зиман по кличке "Юргис". Зиман был евреем. Бойцы отряда в прошлом были активными коммунистами и работали в учреждениях советской власти Литвы. Из Бигомела десатники просочились небольшими группами в леса Кузиан, пройдя более двухсот километров.

"Жальгирис", куда я был переведен, соорудил временный лагерь рядом с лагерем отряда имени Чапаева. Я был первым местным, присоединившимся к советско-литовским партизанам, и члены группы, все прибывшие из Советского Союза, отнеслись ко мне дружески. Через некоторое время из Бигомела пришла еще одна группа, включавшая Шумаускаса и Зимана. С их приходом начались боевые и "экономические" акции.

В начале июля я и еще двое партизан были посланы в район Ново-Свинцяна. Один из моих спутников был в прошлом секретарем коммунистической партии в Ново-Свинцяне, второй — там же, начальником милиции. Мы должны были установить связь с бывшими коммунистическими активистами в селах округи, добыть новости о том, что там происходит и заняться созданием подпольной ячейки, действующей против немцев. Мне было дано задание войти в Ново-Свинцян, и связаться с Козловским, а с его помощью выйти на подпольную коммунистическую группу, о которой я рассказал командиру "Жальгириса" Зейцасу. Командованию "Жальгириса" необходимо было связаться с подпольными коммунистическими ячейками в Литве, чтобы их задействовать и доказать властям Советского Союза, что не все литовцы сотрудничают с немцами. Я также должен был пойти в дом бывшего милицейского активиста, который скрывался в Ново-Свинцяне, и предложить ему, от имени бывшего его начальника, присоединиться к партизанам.

С нами из лагеря вышло еще четверо партизан. Трое из них посланы были в район Ойтяна. Четвертый, с аппаратом связи, должен был идти в Ковно, бывшую столицу Литвы, и заниматься там разведкой. В районе Ново-Свинцяна мы расстались с четверкой и вошли в лес, в нескольких километрах от Ново-Свинцяна. Днем скрывались в лесу, ночью наносили визиты в дома тех, кто поддерживал советскую власть и которых мои спутники знали в прошлом, чтобы побудить их вести активную борьбу против немцев и сотрудничать с партизанами. Благодаря этим встречам мы узнали, что происходит в округе, каково настроение местных жителей. Выяснилось, что часть бывших активистов советской власти сменила шкуры, и сотрудничала с немцами. В противовес им, другие радовались нашему приходу и выразили желание участвовать в действиях против немцев и помогать партизанам. Были и смешные случаи. Сонный крестьянин открыл двери ночью и перед ним предстали партийный секретарь и начальник милиции, которые бежали в Советский Союз два года назад. Люди протирали глаза от неожиданности, им казалось, что они еще не проснулись. Им понадобилось некоторое время, чтобы понять, что это не сон, а реальность.

После недели ночной деятельности мы завершили задание, наладив связь с группой людей, согласившихся сотрудничать с нашим соединением, определив порядок этой связи с людьми, которые будут к ним посланы из "Жальгириса". Было решено, что в ближайшее воскресенье я пойду в Ново-Свинцян, к Козловскому. После этого мы вернемся на базу в лес Кузиан. В белой рубашке и коротких штанах, которые были приготовлены мной заранее, я вышел в путь, как деревенский юноша, идущий утром в церковь в летний воскресный день. Под рубашкой спрятал пистолет и гранату. Двое моих товарищей остались в роще. Четыре километра я прошел проселочной дорогой через поля. Недалеко от городка нагнала меня телега, на которой сидела женщина и юноша. Очевидно, они тоже направлялись в церковь. Я спросил по-польски, могут ли они подвезти меня до городка, на что получил положительный ответ. Я взобрался на телегу и сел на соломенный тюк, спиной к женщине и юноше, слушая, как они беседуют по-польски. Юноша рассказывал женщине о том, что слышал от соседей в селе: в округе находятся три советских десантника, русский, литовец и еврей. Юноша даже назвал фермы, которые мы посетили, и это совпадало с реальностью. Трудно было скрыть от крестьян нашу деятельность в округе, новости молниеносно передавались от одного к другому. На въезде в городок мы миновали двух полицаев, которые не обратили на нас никакого внимания. Для них обычным делом было воскресное посещение крестьянами церкви. Вблизи площади перед церковью я поблагодарил женщину за услугу и пошел по своим делам.

Прошел мимо еврейского квартала, жители которого были расстреляны в Полигоне в начале октября 1941, в нескольких километрах от городка. Часть домов выглядела, как развалины, без окон и дверей. В некоторых домах проживали местные жители. Ничего не изменилось в Ново-Свинцяне с того дня, 4 апреля, когда я уезжал отсюда в поезде с евреями гетто Свинцяна, которых везли на расстрел в Понары. К дому Козловского, который находился в центре городка, я пришел через задний двор. Постучал в дверь. Никакого ответа. Жалюзи были опущены в этот жаркий летний день. Мне это показалось странным. Я еще раз постучал более сильно, и снова никакого ответа. Из соседнего дома вышла женщина. Спросил ее о господине Козловском. Женщина окинула меня подозрительным взглядом и, не ответив, ушла в дом и захлопнула дверь. Запертый дом и молчаливая реакция женщины возбудили и во мне подозрение, что здесь что-то не в порядке, и я поспешил убраться.