– Для начала – выбивает. Потом, возможно, станет пакостить откровеннее. Начал с мужчин, перейдет к женщинам.

– Но тогда, – возразила Маша, – у предыдущих групп должна быть та же картина. Я читала отзывы в интернете. Никто из туристов не писал, что чудом избежал смерти на этом богом проклятом паруснике.

Сергей развел руками:

– Возможно, с нас все началось. Значит, у человека только сейчас появились причины желать Муромцеву провала.

Маша потерла лоб. Что ж, в этом есть какой-то смысл. Если только они не наворотили слишком много вокруг обычных совпадений или простого хулиганства.

Последними сомнениями она поделилась с Бабкиным.

– И кто же у нас так хулиганит? – усмехнулся он. – До вчерашнего дня я бы поверил, что это Яна Руденко. Но Владимир стал третьим в списке. А Яна, если ты не заметила, мужа обожает.

Маша заметила. «Конечно, такой женщине, как Яна, хотелось бы отказать в праве на чистую бескорыстную любовь, – с иронией думала она. – Только расчет, только жажда наживы. Но справедливости ради: если бы Яна желала обручиться с деньгами, она выбрала бы кого-то побогаче Владимира».

– Монстра из нее вышиваешь?

– Не очень получается, – с сожалением признала Маша. – Она о нем заботится, это видно.

– …и, следовательно, не стала бы сбрасывать ему на голову полтора центнера дробленой скалы. Нет, похоже, это кто-то из команды. Отлично плавает, знает рельеф дна на островах, достаточно ловок, чтобы вскарабкаться по склону горы.

– Может, Симонова? – со слабой надеждой предположила Маша.

Бабкин фыркнул.

– Неуклюжа. Плавает паршиво, по словам Стефана. Ей не под силу все это устроить.

– Хорошо, – сдалась Маша. – И что мы будем делать с нашими предположениями?

Сергей потянулся, словно разминаясь перед боем. Потер предплечья, покрутил головой.

– Так, пожалуйста, без мордобоя! – встревожилась Маша, наблюдая эти приготовления. – Мы даже не знаем, с кем имеем дело!

– Зато у меня есть план. Как ты помнишь, я всегда составляю планы.

– И если мы будем следовать ему… – осторожно начала Маша.

– То сегодня вечером узнаем, кто это.

– Десять негритят собрались пообедать! один вдруг поперхнулся! и их осталось девять![2]

Волна накрыла Сергея с головой. Он вынырнул и откашлялся.

– Девять негритят уселись под откосом! Один из них заснул, и их осталось восемь…

Бабкин перевернулся на спину и покосился на сосны, частоколом высившиеся на берегу. Они здесь были лохматые, нечесаные, и пахли не так смолисто, как российские.

«Надеюсь, он не задумает обрушить на меня одну из них».

– Семь глупых негритят на дуб решили влезть… – пропел он, слабо бултыхая ногами. Вода подкидывала и покачивала его. Небо над головой к вечеру вспухло облаками, зарозовело нежно, словно извиняясь за то безобразие, которое учинило утром.

«Положим, на дуб я точно не полезу».

– …три глупых негритенка опомнились едва…

В кустах за соснами зашевелилось.

– Но тут пришел медведь…

Бабкин скосил туда взгляд и снова уставился на облака. Он надеялся, это не Маша, потерявшая терпение и примчавшаяся из той засады, которую они устроили за валунами.

– …и их осталось два!

Тишина. Только в ушах шумит вода. Если повернуть голову вправо и немного запрокинуть назад, будет виден коричневый крутой бок и мачты, тянущиеся в небо. Бригантина бросила якорь совсем близко на этот раз – море здесь глубокое.

Сергей с Машей голову сломали, пытаясь догадаться, что на этот раз задумает их противник (про себя Бабкин стал называть его именно так). Берег в той части острова, где они высадились, был извилистый и каменистый, будто нарочно придуманный для того, чтобы играть в прятки. В невысоких скалах темнели проемы пещер, обросшие ракушками. Боцман предупредил, что здесь видели мурен, но мурен Бабкин не боялся.

Он вообще мало чего боялся. А единственный человек, о котором он всерьез беспокоился, сейчас находился в безопасном месте, на берегу, в двухстах метрах от лагуны, где он плавал туда-сюда вот уже двадцать минут.

Они с Машей оказались единственными, кто пожелал отдохнуть на «вечерней точке», как назвал это место старпом. Остров напоминал сосиску, слегка согнутую посередине. Как и Энея, он был обжит лишь с одной стороны, где широкое ровное побережье облагородили еще лет двадцать назад приезжавшие сюда в сезон серферы. Маленькие белые гостиницы хлопали на ветру облупившимися ставнями, играла музыка в пляжных кафе. Остров жил, шумел и нежился под солнцем.

Но сейчас был не сезон. Да и Бабкин курсировал не там, где волны лихо закручивали тугие гребни и налетали на берег, к радости пловцов.

Когда никто не вызвался составить им с Машей компанию, он обрадовался. Все складывалось наилучшим образом. Они будут одни, а значит, нет свидетелей, которые могли бы помешать противнику исполнить задуманное. Бабкин от всей души надеялся, что он должен быть четвертой жертвой, иначе вся эта игра теряла смысл.

Маша тоже сыграла свою роль, в последний момент вспомнив о том, что вечером – самый мягкий загар. На берегу пролегли длинные тени от сосен, так что она собиралась забраться за скалы, найти уютное местечко и понежиться с книжкой.

Все остальные отказались. Яна хотела спать, Владимир не хотел никуда идти без Яны. Аркадий отговорился необходимостью писать сценарий для новой постановки. Наташа просто пожала плечами, не сочтя нужным объяснять свое нежелание. Стефан собирался фотографировать яхту. Кира сослалась на усталость.

Словом, все препятствия были устранены с пути того, кто собирался напасть на Бабкина. Теперь Сергею оставалось только ждать.

«Двадцать минут в воде, – рассчитал он, – двадцать на берегу. Вроде как вылез, устал и уснул. Интересно, откуда он появится».

Маша отказалась разделять азартный настрой супруга. Ей претила вся эта игра в казаки-разбойники, но Бабкину удалось убедить ее, что на сегодняшнем раунде все закончится. «Ты его разглядишь, опознаешь, и мы предадим поганца товарищескому суду».

«А можно настоящему?» – подумав, спросила Маша.

Сергей упрекнул ее в кровожадности. Но сейчас, тихо бултыхаясь вдоль берега, склонен был согласиться с ней. За такие шутки, как та, что проделали со Стефаном, нужно не пожурить и выгнать с бригантины, а вкатать условный срок. Он представил, как его хватают за ногу и тянут вниз, и поморщился.

Все-таки не слишком приятно чувствовать себя приманкой.