Приведем цитату из Хлебникова, отдавая дань уважения красоте его слога и поэтическому изяществу самой концепции, а также трудолюбивой работе Владимира Патракова, развернувшего эту цитату в многостраничный, с математическими уточнениями и поправками, манускрипт:

В основе этой поэтической мифологии столичности лежит представление о естественности столиц, с одной стороны, и представление о магическом совпадении расстояний между новыми и старыми столицами, с другой. Подобно тому как трагедия рождается из духа музыки, новые столицы рождаются из духа математической гармонии. Романтическое предположение о симметричности новых и старых столиц предопределило необходимость нумерологических просчетов и калькуляций исторического коэффициента отклонений от стандарта расстояний между ними [Патраков, 2008].

Двойник Патракова, Олег Доброчеев, директор центра прогнозов Института экономических стратегий, в не менее спекулятивном ключе пытается установить уже не пространственные константы, а временные, между «пассионарными циклами турбулентности», которые ведут к возникновению новых столиц государства. В случае России такой цикл оказывается равным 320 годам [Доброчеев, 2000; 2012].

Историк Москвы Рахматуллин видит своего рода знамение и подсказку в анаграмматическом чтении названия города Севастополь (всесвят), которое в его понимании должно быть прочитано как анаграмма святого характера этого города [Рахматуллин, 2004]. Различные прогнозы по месту и времени смены столицы также давали известные астрологи – Владимир Ледовский и Павел Глоба. Первый говорил в связи с этим о Бологое, второй – о Нижнем Новгороде.

Эти странные идеи окрашивают дебаты в иррациональные тона и дискредитируют сам спор и саму идею смены столицы. Однако святое семейство подобных методологий, конечно, заслуживающее место скорее в курсе российской культурной антропологии или кунсткамере идей, чем урбанистики, интересны не только в качестве курьезов и любопытных интеллектуальных казусов. Эти пестрые и порой забавные аргументы указывают на резонанс и широкий интерес к этой теме со стороны разных слоев населения, озабоченность ею в разнообразной социальной среде, на интеллектуальную многоукладность, присущую дискуссии и постсоветскому духовному пространству в целом. Они указывают также на многообразие ментальных образов мира, в том числе и весьма архаичных, которые находят свое воплощение в этой дискуссии и которая через них – и в некотором смысле благодаря им – приобретает более общенародный характер.

В некоторых изводах этих дебатов – особенно в позиции консервативных критиков переноса – обнажаются также традиции политического мышления, укорененные в определенной школе консервативно-охранительной русской мысли. Это мышление пронизано и парализовано идеями монизма и единого центра и неприятием дуализма. Важный момент, который характеризует такое восприятие идеи столичности, связан с властецентрическими концепциями государственности. Столица предстает в такого рода консервативных концепциях не как политический институт, а как особого рода персонификация идеи власти как таковой. В таком понимании столичный город представляет образ власти, санкционированной свыше, легитимность которой определяется не волей народа и не рациональным решением, а судьбой и избранностью. Главными характеристиками такой власти становятся единоначалие, централизация и иерархичность. При таком видении власти любая попытка дистанцироваться от старых центров воспринимается как проявление нелояльности. Верность такой власти тождественна верности столице, которая становится своего рода религиозным фетишем.

Некоторые из вышеперечисленных аргументов противников смены столицы требуют специального и более подробного обсуждения.

Здесь уместно высказать несколько предварительных соображений, преимущественно критического характера в отношении уже существующих проектов и дискуссий. Некоторые из обсуждаемых аргументов кажутся наиболее принципиальными и убедительными: тяжелое финансовое бремя переноса столицы, коррупционность страны и наличие альтернативных способов децентрализации. Попробуем рассмотреть эти аргументы и несколько сомнительных или весьма спорных посылок, которые лежат в их основе, более детально.

Существует несколько оценок стоимости проекта переноса столицы в России. В свое время мэр Лужков ссылался на цифру в 150 миллиардов долларов (дело было в 2002-м). В недавнем выступлении экономист Иосиф Дискин, член Общественной Палаты и сопредседатель Совета по национальной стратегии, уже сослался на цифру 300 миллиардов долларов. Зубаревич назвала цифру примерно в 8–9 % бюджета в течение нескольких лет [Зубаревич, 2011].

Помимо того, что эти цифры пока ничем не подкреплены и приведенные данные из других стран позволяют говорить о не столь высокой цене (см. табл. 10, где стоимость новых столиц соотносится с валовым национальным продуктом тех стран, где они были осуществелены), в аргументе заложено несколько важных посылок.

Во-первых, сам этот аргумент предполагает, что источником всей или большей части обозначенных сумм должны стать средства госбюджета, для которого она неподъемна. Во-вторых, здесь неявно предполагается расходный характер этой статьи. В-третьих, цитируемые конкретные цифры задают особый масштаб и сообщают конкретный характер новой столице, – стандарты комфортов, тип архитектуры, размер и тому подобное, – который не обязательно соответствует представлениям, которые могли иметь в виду авторы концепций переноса столицы.