– Спорю на что угодно, что никакого взрыва не будет. – Белкин взглянул на свою “Ракету”.

– Можешь не спорить. Время вышло. Бутафория. Они не сумасшедшие.

Последние покупатели освобождали Пассаж, пробегали пространство, ограниченное щитами, и растворялись в толпе.

– Лучше бы рвануло, – зло, вполголоса высказался Паша. – Не так обидно бы было. Вовчик, ты чего такой бледный?

– Холодно.

– Ладно, мужички. – Музыкант щелкнул окурком. – Проиграли – надо платить.

– Знать бы чем и кому.

– Есть у меня небольшая заначка. Без заначки сейчас никуда. Погнали, хватит курить.

На противоположном углу скопилась группа протестующих.

– Вот, глядите, глядите! Де-мо-кра-тия! Докатились, в центре города-героя процветает терроризм! Прислушайтесь, прислушайтесь к нашим голосам и отдайте свои за наше движение. Мы выведем вас из тупика!!!

– Да расстреливать всех надо, и сразу порядок будет!

– Присоединяйтесь, присоединяйтесь!!! Твой сегодняшний голос – это завтрашнее процветание России! Ура!!!

– Приехали, мужички. – Музыкант опустил стекло отделенческих “Жигулей”. – Вон окошко светится. Это как раз его. Пять комнат занимает, буржуй. Впору раскулачивать. У него дома пара ротвейлеров, говорят, злые на характер. И возможно, кот-убийца.

– Кто говорит?

– Соседи, кто ж еще?

– Ты уже навестил?

– Все по науке. Вашу работу, между прочим, выполняю. Этот мужичок – связь Шерифа. – Так это мы знаем. Он был у нас.

– И что рассказал?

– Жалко Шерифушку, всю ночь плакал, все платочки замочил. Какого парня грохнули! Вах-вах!

– И все?

– Подтвердил, что тот любил фисташки.

– Хорошо хоть так. Не борзел?

– Да не сказал бы. Ты понимаешь, Серега, не борзел, потому что мы без пристрастия спрашивали. Был грех, сознаюсь. У нас ведь немножко другая версия на тот момент выплывала. С девочкой. Поэтому мы так, формальности ради. Не знаете ли, что пропало, не собирался ли кого пригласить?

– Тачки его нет на месте.

– Он ее у дома бросает?

– Когда как. Бывает, на стоянке, бывает, здесь. Ну что, пошли? Выдернем птенца из гнездышка?

– С собаками что делать?

– У тебя “ствола” нет? Натравит – вам разбираться.

– С ротвейлерами? Их гранатой не положишь. У нас в отделе как-то пытались из “Макарова” такую псину хлопнуть. Взбесилась. Всю обойму очередью жахнули, а ему, паразиту, хоть бы хны! Брызжет кровью, летает по двору, как шарик проткнутый, и на людей прыгает. Хорошо, под “УАЗ” залетел, да и то не сразу сдох – живучие, твари. Человеку мелкашки хватает…

– Ша! Вот он. Как по заказу! К ужину катит. Так и быть, останемся на некоторый срок друзьям живой природы. Вперед, юннаты!

Сергей не заметил милицейской машины: было уже достаточно темно. К тому же он торопился, поэтому, нацепив противоугонный костыль на руль, сняв панель с автомагнитолы, выскочил из “вольво”, продублировал костыль электронной блокировкой и быстро зашагал к подъезду.

– Ба, Сергей Витальевич! Вот ведь удача! А мы к вам собрались.

– Не понял, какие-то проблемы? – Руки покинули карманы. Сергей узнал одного из ментов.

Музыкант работал резко. Как всегда. А сегодня – особенно! Разорванный рукав – кровная обида. Жены нет – кто пришьет-то?

Сергей рухнул в снег. Не сработали даже борцовские навыки, потому что не ожидал. “Ну, козлы, беспредельщики! Что ж творят?! Я что, сопротивлялся? Черт, охрану зря отпустил. Ладно, еще прощения попросят”.

Металл больно врезался в запястья.

– Охерели? В чем дело-то? Самые крутые? Слышь, ты, рвань, отпусти руку. Да ничего у меня нет. Мудила, это телефон, а не “пушка”.

Викулов пропустил “рвань” и “мудилу” мимо ушей – к оскорблениям он привык, как к сигаретам, хотя и не получал от них такого удовольствия. Но и не тратил энергию на сатисфакцию – ни к чему. Есть у нас способы и поцивильнее.

– Шагай к машине! Дома кто?

– Жена, дочь.

– Обманешь – ответишь.

– Отвечу, отвечу. И вы ответите.

Паша с Белкиным взяли задержанного под белы Рученьки и поволокли к машине. Казанова вполголоса упрекнул Музыканта:

– Серый, ты перегнул. Это ж помощник кандидата в депутаты. Завтра все газеты вой поднимут.

– А что, для помощников есть отдельный закон? Закон один для всех. Ты глянь – “будку” раскормил как ротвейлер. Тоже мне босс партийный.

– Это их тактика – чем шире рожа, тем теснее ряды.

– Я тут встретил одного. Лет пять назад с притонов не вылазил да через день мужиков грабил. Потом сел на пару лет. И вдруг на тебе – помощник депутата. С ксивой, с мандатом. Не хочешь ли, Викулов, проголосовать за нашу партию? Ага, проголосую, если доживешь.

– Зря бузишь. История повторяется. В тридцатом такие хлопцы бомбили дома немецких бюргеров, а в тридцать девятом становились министрами. И не шибко-то стеснялись.

– Так, кто на метро поедет? – обернулся Викулов к операм. – Все в тачку не влезем. Можно, конечно, Сергея Витальевича в багажник запихать, но там у нас вещички с обыска до сих пор лежат. Как бы не спер что-нибудь.

– Ладно, я поеду, – сказал Казанова. – Только меня дождитесь.

– Ты быстрее доедешь. Полгорода перерыто. Чего они все копают? Саперы…

Викулов погрузился на переднее сиденье и обернулся к Сергею:

– Просьба в дороге не шуметь и вопросов не задавать. Все по прибытии. А то больше не увидишь своих ротвейлеров.

– Каких ротвейлеров?

– У тебя ведь ротвейлеры дома?

– У меня болонка и коккер-спаниель.

– Коккер?

– Коккер. Что вам от меня надо?

– А ты что, еще не понял? В лес отвезем да к березе привяжем. И душить, душить, душить… Из чисто политических соображений. На тебя заказ поступил.

В кабинете Музыкант освободил узника от оков.

– Я могу позвонить? – Сергей потер затекшие кисти.

– Кому же?

– Адвокату. Или хотя бы жене.

– Обязательно. И тому и другой. Через двадцать минут я поставлю перед тобой аппарат. Вызовешь всю коллегию и всех своих жен. А сейчас держи. – Музыкант положил перед Сергеем ручку и чистый лист бумаги. – Можешь написать на меня жалобу за некачественное задержание. Ты же, кажется, недоволен? Моя фамилия Викулов. Звать Сергей Николаевич. Старший оперуполномоченный этого отдела милиции. Давай, тезка, время дорого. У тебя есть пять минут.