Лекция кончилась, все аплодируют. И Элизабет старательно хлопает ладошками. Ей понравилась лекция. Доктор Димитрий Дорн – он так красиво говорит, делает красивые жесты, у него длинные музыкальные пальцы. Элизабет представляет, как он играет на фортепьяно. Что-нибудь из Моцарта. Звуки, как солнечные льдинки. Элизабет не читала Достоевского. Надо бы почитать. Интересно.

Все постепенно расходятся. Элизабет и Дотти идут вместе, потом Дотти сворачивает направо. Пока, Дотти! Какая она смешная в этой куртке! Пока!

Элизабет не хочется идти домой, к Анне. Надо было лучше учиться, а не мечтать на занятиях, тогда и ты поступила бы в университет. Глупая Элизабет! Спасибо Дотти – она иногда проводит Элизабет на какие-нибудь лекции. Не очень часто. Элизабет нравится слушать лекции о чем угодно. Ей все интересно. Но часто – нельзя, неудобно. Она же не студентка.

Анна встречает ее сурово. Смотрит внимательно и строго. Слишком внимательно и слишком строго. Иногда Элизабет кажется, что Анна совсем ее не любит. Вообще-то, Анна никого не любит. Ни кошек, ни собак. И мужчин не любит, и женщин. Даже бабочек! Элизабет так устает от этого. Так трудно сопротивляться этой нелюбви, приходится любить всех вдвойне. Нужно же сохранять равновесие. Анна так не похожа на нее. Может быть, она вовсе ей и не мать? Элизабет представляет, как Анна уводит ее с собой, маленькую, глупую. Как Крысолов, играет на дудочке, и Элизабет бредет за ней, спотыкаясь. Да нет, зачем бы ей уводить чужого ребенка? Чтобы было кого не любить?

Элизабет одна. Покупателей нет. Иногда за весь день никого. Скоро они совсем разорятся, и Элизабет пойдет работать в супермаркет, как Минни. Будет заворачивать рыбу. Бр-р-р! Или стоять у кассы. С вас – двести пятьдесят. Пожалуйста. Спасибо. Вот ваши покупки. Там много людей, интересно. Анна будет недовольна. Ей не нравится Минни, не нравится супермаркет. Хорошо бы ее матерью была Полин! Элизабет так любит Полин. Розовая, кудрявая, пышная Полин. Смешная. Сначала Анна была к ней благосклонна. Рада вас видеть, Полин! Чашечку чаю? Как ваше здоровье? Заходите почаще, дорогая! Потом Полин почему-то перестала приходить. Элизабет скучает. Иногда они видятся в городе, редко.

Девочка моя! Как ты поживаешь? Полин никогда не спрашивает про Анну. Элизабет хотелось бы посидеть с Полин в кафе, поговорить обо всем. О бабочках. Кофе, пирожные. Полин никогда не любила чай.

А может быть, она похожа на отца? Элизабет ничего не знает про своего отца. Анна не рассказывает. Поэтому можно думать, что угодно. Какой он? Получается, такой же, как Элизабет. Ведь у нее нет ничего общего с Анной, только волосы! Такие же светлые. Значит, у него карие глаза, как у Элизабет. У Анны – зеленые. И он, наверное, тоже рассеянный, как Элизабет. Хорошо бы он вдруг нашелся и увез ее куда-нибудь. В Париж, в Лондон, в Мюнхен. Куда-нибудь. Все равно. А вдруг окажется, что он – король какой-нибудь… какой-нибудь Руритании? У Элизабет плохо с географией. Рассеянный король Руритании. Потерял свою дочку. А вдруг Элизабет на самом деле – принцесса! И ей наплевать, что Анна ее не любит. Конечно, никакой король не выдержал бы долго Анну с ее прямой спиной. Элизабет его не осуждает, нет. Только почему он так долго за ней не приезжает? Она даже писала ему письма, неуклюжим детским почерком: моему папе. А он так и не приехал. Вот она и живет с Анной. Старается любить всех на свете – Полин, Минни, Дотти, покупателей, прохожих, кошек, собак, бабочек. Даже Анну. Уравновешивает мироздание.

Жила-была принцесса, и было у нее три имени.

Первое имя было Розабланка – белая и невинная, чистая и благоуханная.

Утренняя роза…

В магазине тихо, иногда скрипят сами по себе половицы. Тикают часы. Темнеет. Ничего не происходит. Тысячу лет ничего не происходит. Время остановилось. Теперь всегда будет шесть часов вечера. Элизабет завязла в этом времени, как пчела в сиропе. Господи, пусть бы пришел кто-нибудь! Господи, Господи, Господи! Пусть бы пришел… доктор Димитрий Дорн. Он прочел всего Достоевского. У него красивые руки, внимательные глаза. Синие, как у младенца. Так странно! Сам старый, а глаза детские. Он добрый. Элизабет чувствует это, он добрый. Он увезет ее в Лондон, в Париж, в Мюнхен. Или еще куда-нибудь. В Руританию. Она больше не может так жить. Слишком много нелюбви.

Завтра он уедет. Завтра. Димитрий входит в магазин, вступает в это остановившееся время. Вечные шесть вечера. Желтый свет. Книги, книги, книги. Слова, слова, слова. Никакие книги не помогут. Я слишком стар для нее. «Приглашу ее в кафе – думает он. – Добрый вечер. Позвольте пригласить вас на чашечку кофе! Так я скажу», – думает он.

– Добрый вечер. Выходите за меня замуж, – говорит он. Он это сказал! Невероятно.

В ее глазах безмерное удивление. Время сдвинулось с места. Уже десять минут седьмого.

Невероятно. Он это сказал! Такой прямой ответ на ее молитву. И так быстро.

– Я согласна! – говорит она. – Я согласна.

Она смотрит ему прямо в глаза. Синие глаза. Черные зрачки. Карие глаза. Прямо в душу.

– Берешь ли ты, Элизабет, этого мужчину…

– Я, Димитрий, беру эту женщину…

– В бедности и богатстве?

– В горе и в радости.

– В здравии и болезни?

– И пока смерть не разлучит нас.

Так не бывает.

Вокзал.

Она идет рядом с Димитрием. Рядом и чуть впереди. Собака нашла хозяина.

– Можно, я буду называть вас Лиза? Элизабет – это так длинно!

Лиза? Она примеряет свое новое имя, как платье. Платье тоже новое. Лиза! Ей нравится. Короткое, уютное. Лишние буквы осыпаются с нее, как сухие листья с дерева. Лиза. Пчела звенит в розе. Минни и Дотти машут руками, Минни ревет, глупая. Прощай, прощай!

Анна не плачет. Она никогда не плачет. Нелюбовь. Вот что тебе остается. Одна нелюбовь. Анна смотрит на Димитрия. Смотрит внимательно и строго. Видит его насквозь. Вот, возьмите вашу птичку, сударь. Такая хорошенькая, такая послушная птичка. Надеюсь, вы позаботитесь о ней? Что вы, что вы! Конечно, клетка входит в комплект.

Время летит, как бабочка. Только что было девять – уже девять пятнадцать. Потом без пяти десять. И все то же утро. Стучат колеса. Гудит локомотив. Ди-ми-и-три-и-ий! Лиза? Димитрий любуется ею: как она хороша, как прелестна, даже в этом нелепом платье! Он купит ей новые платья, туфельки, будет ее наряжать, баловать, он будет ее любить… любить… в полумраке спальни… на смятых простынях… На двадцать лет моложе, подумайте! Да что вы, на все тридцать! Смущение, белая нежная кожа… Нет, нет, нет, не сейчас, потом, потом, еще не время. Не время? Маленький алчный зверек прячется в свою норку, в заветный ящичек, под замок его, под замок, и задвинуть подальше, подальше. Еще не время. Еще час на поезде, такси… когда же они приедут, наконец?

– А у вас есть сад? Можно мне будет заниматься садом?

Совсем он не старый. Он подарил ей цветы. Нарциссы. Он не знал, что она любит розы. Она разведет розы, только розы. Белые, красные, чайные, желтые, розовые… Странно звучит: розовые розы. Сиреневая сирень. Лиловые лилии. Фиолетовые фиалки. Димитрий поцеловал ее. Лизу никто раньше не целовал. Даже в щеку. Даже Анна. У него мягкие губы. И пахнет он приятно. Но она ничего не почувствовала, совсем. Так, прикосновение. Минни – она ходила на свидания, целовалась с мальчиками. А они с Дотти – нет. Дотти смешная, толстая, слишком умная. А Лиза – глупая. Анна ей запрещала, все на свете запрещала. А она слушалась. Она думала, если будет слушаться, Анна ее полюбит. Глупая послушная девочка. Конечно, она знает, что бывает между мужем и женой. Теоретически. Даже интересно. У Минни было. Почти. Она говорит, ничего особенного, немножко противно, немножко приятно.