Надежда и Вупи разом руки, обвитые змеями, подняли да как закричат: «Алулу Оа Вамбонга! Алулу Оа Вамбонга! Алулу Оа Вамбонга!»

– Это ведь настоящее имя того самого Луи! - воскликнул, не помня себя, Викентий.

– Знаю,- хмуро кивнул Степан.- Тут я его и узрел. Он с потолка спускался, полупрозрачный такой. Сам смуглый, а одежды вроде простыней, белые. И на голове что-то блестящее, наподобие короны. А глаза нечеловечьи - цвета расплавленного золота глаза.

– И что?!

– Он метаться стал под потолком, а змеи все за ним. Но, видно, он змей не очень любил, потому приземляться на пол не стал и еще принялся в тварей ползучих какими-то блестящими дротиками кидать, да метко так! Я ему ору: «Мужик, вали отсюда, тут сплошной экстрим, и меня с собой захвати!» Тут он на меня и поглядел…- Степан замолчал, откинулся на подушку, полуприкрыл глаза.

– И что? Что? - назойливо вопрошал Викентий, которому весь рассказ Степана мог показаться фильмом в жанре экшн, кабы не его собственная жизнь.- Степан, ты не молчи только. Тебе плохо? Воды? Пива?

– Ничего не надо,- изменившимся, осевшим каким-то голосом заговорил Степан, не открывая глаз.- Он увидел меня - единственного защищенного от змей, и… Дальше ничего не было. Темнота. Наверное, я сознание потерял. Надолго. Очнулся от боли и увидел, что негритоска и Надежда пальцами режут мне живот и вкладывают туда змею… Но я понял, что это бред, и опять отключился. Совсем очнулся уже здесь, в клинике. Оказалось, врачи меня подобрали прямо у порога, я весь кровью истекал. Они меня на операционный стол, вскрыли - а у меня внутри нож был золотой. В виде змеи. Нож они, конечно, себе забрали и теперь говорят, что у меня был аппендицит. Такого аппендицита заклятому врагу не пожелаешь…

Речь Степана становилась все тише и несвязней, Викентию пришлось наклониться к подушке, чтобы слышать, о чем говорит друг.

– Устал я, устал я. Знаешь ли ты, смертный человек, о такой усталости? Путь славы и скорби, он утомителен. И все меньше тех, кому ты склонен доверять на этом пути… И путь становится черным колодцем, в котором, бросив камень, не услышишь всплеска… Тяжело нести бремя истинного знания. Тяжело знать, что не с кем разделить это бремя… А еще тяжелее понимать, что от тебя жаждут не знания, а золота…

– Степан,- тихо коснулся костлявого плеча Викентий.- Гремлин… Бредишь ты.

– Выслушай, смертный,- шептал с закрытыми глазами Степан.- Выслушай и помни: ей нельзя доверять Главную Власть. Ибо она из тех, кто даже в небе видит лишь свое отражение. Не верь ей. Не подчиняйся ей, пока сможешь. Разбей ее зеркала и спутай ее нити… Только не давай Главную…

– Степан! - крикнул Викентий, на которого эта речь произвела пугающее впечатление.- Очнись!

– Да.- И Степан замолчал, свесив голову на грудь.

– О господи! - вскинулся Викентий и принялся щупать у друга пульс. Пульса не было.

– Сестра! Кто-нибудь! Дефибриллятор, быстро! - заорал практикующий маг, выбегая из палаты в коридор.

От страха за друга у него вылетели из головы все вопросы. Например, почему на втором этаже загадочного особняка он обнаружил Степанов мобильник. Почему этот мобильник звонил и кто-то голосом Степана умолял Викентия бежать… Сейчас было не до этого. Вересаев, как бывший врач, быстро сориентировался, и через минуту у постели его друга суетилась уже целая реанимационная бригада, возвращая Гремлина к жизни.

– Степан, ты меня слышишь?! - прорывался в сознание друга Викентий.

– Да,- отозвался наконец Степан, но каким-то незнакомым голосом.

– Паразит, всех на уши поставил,- облегченно констатировала реанимационная бригада и вымелась прочь, оставив Степана наедине с Викентием и капельницей.

– Ты иди, Кеша, иди, кореш,- повелительно проговорил Степан.- Спасибо, что навестил. Завтра приходи, и мы обо всем договорим.

– Тебе точно легче? - напрягался Викентий, разглядывая лицо друга, упрямо не открывавшего глаз.

– Да. Иди. Счастливо тебе.

Викентий пожал Степанову руку, застывшую поверх одеяла, и пошел к двери. И услышал странное:

– Тот, кто обрел меня, оставил для тебя знак и велел бежать. Он хочет, чтобы ты спасся. Он не желает нашей гибели.

Викентий в изумлении обернулся. Степан полусидел в кровати и смотрел на Викентия в упор.

Нечеловечьими глазами. Глазами цвета расплавленного золота.

А в палате сами собой включались верхние плафоны, настенные бра и прикроватные светильники.

* * *

Никто не любит змей.

Потому что любить - значит не бояться.

А страху змеи нагнать могут как никто другой.

Вот потому их и не любят.

И змеи этим вполне довольны.

Иногда ненависть приносит даже большее удовлетворений, чем любовь.

Призывающий не любил их, и змеи принимали это. Он ведь позвал их совсем не для того, чтобы распинаться перед ними, заверяя в теплых чувствах. Он позвал их для Цели.

И змеям пришлось даже на какой-то момент покинуть только что найденное и обустроенное Гнездо, чтобы найти и поразить Цель.

Змеи - дисциплинированные существа. Особенно когда управляет ими Призывающий. Они черно-бурой шевелящейся рекой потекли из Гнезда, даже забыв об охоте и добыче, разгуливающей повсюду с нахальной беспечностью, которая не могла не смешить. Змеи спешили к Призывающему.

И они не опоздали. Призывающий ждал их.

Более того, Призывающий желал их. Желал, создавая в двумерном мирке чешуйчатых созданий новое, незнакомое им измерение.

Измерение похоти.

И змеи поняли, что отныне для них наступила новая жизнь. И охота теперь всегда для них будет сопряжена со сладострастием и острым, как кинжал, наслаждением, получаемым от медленного угасания жизни в глазах схваченной жертвы.

И змеи возжелали поразить Цель. Ив их маленьких, стреловидных головах кипела такая смесь вожделения, ненависти и покорности, какой не было и у грешников Дантова Ада.

Но Цель оказала сопротивление! Цель не подчинялась ни Призывающему, ни Разуму Змей, сплавленному в единое вожделеющее целое.

И змей впервые сковал страх.

Призывающий не дозволял им бояться, но сейчас они не слушали его Гласа.

Они слушали лишь собственный страх, говоривший, что выбранная Цель - не для змеиной охоты.

Собственный страх всегда унизителен. Он совершенно не к месту напоминает тебе о том, что ты всего лишь пресмыкающаяся на брюхе тварь, которой никогда не проглотить Солнца.

И змеи ринулись прочь.

Они сами выбрали свою цель.