В том же открытом письме Байрон рассказывал о том, как несколько лет назад, проживая на вилле Диодати, он — Байрон, поэт Перси Биши Шелли, его спутница Мэри Годвин, в дальнейшем леди Шелли, и означенный Джон Полидори решили, что каждый напишет по готическому рассказу или даже роману. Байрон действительно выбрал для себя тему вампира, написав о молодом аристократе Огастусе Дарвелле, но не закончил, быстро разочаровавшись в писании прозы. Зато Джон Полидори тут же подхватил идею, пообещав создать свой шедевр на ту же тему.

Байрон подтверждал, что на вилле Диодати он имел сомнительное удовольствие прослушать фрагмент будущего черного романа и тот ему уже тогда жутко не понравился. В подтверждение сказанного выше Байрон размещал свой незаконченный фрагмент и еще раз настоятельно просил издателя убрать с обложки "Вампира" его имя.

Итак, вопрос разрешился сам собой, но Нокс все равно с вниманием прочитал книгу, найдя ее интересной уже потому, что Полидори, по всей видимости, первый из авторов писал о вампире не как о чудовище, вылезающем из могилы и сосущем кровь. Вампир Джона Полидори — это прежде всего человек со своей психологией, философией. Со своим темпераментом и особенностями, которые для кого-то составляют известную долю притягательности. В романе Полидори так же, как и в отрывке Байрона, присутствовал рассказчик некто Обрий, наблюдающий главного героя с ближайшего расстояния: "Среди рассеяний света, обыкновенно сопровождающих лондонскую зиму, между различными партиями законодателей тона появился незнакомец, более выделявшийся необыкновенными качествами, нежели высоким положением. Он равнодушно взирал на веселье, его окружавшее, и, казалось, не мог разделять его. По-видимому, его внимание привлекал лишь звонкий смех красавиц, мгновенно умолкавший от одного его взгляда, когда внезапный страх наполнял сердца, до того предававшиеся беспечной радости. Никто не мог объяснить причины этого таинственного чувства; некоторые приписывали его неподвижным серым глазам незнакомца, которые он устремлял на лицо особы, перед ним находившейся; казалось, их взгляд не проходил в глубину, не проникал во внутренность сердца одним быстрым движением, но бросал какой-то свинцовый луч, тяготевший на поверхности, не имея силы проникнуть далее". Характеристика очень напоминает Байрона, хотя в той же мере она напоминает всех тех, кто, поддавшись влиянию, подражал ему, специально напуская на себя таинственно-равнодушный вид, пытающихся выглядеть разочарованными в жизни и познавшими все на свете. Обрий знакомится с лордом Ротвеном. "Постепенно он узнал, что дела лорда Ротвена запутаны и, судя по приготовлениям, он готовится к путешествию. Желая понять характер человека, который до сих пор только раздражал его любопытство, Об-рий намекнул своим опекунам, что ему пришло время путешествовать. Путешествия долго считались необходимыми для того, чтобы молодые люди могли сделать несколько быстрых шагов на поприще порока и тем приблизиться к старшим; им было непозволительно выглядеть как бы упавшими с неба, когда дело касалось соблазнительных интриг, о которых говорили с насмешливостью или похвалою — в зависимости от степени искусства, употребленного в исполнении. Опекуны согласились, Обрий немедленно сообщил о своих намерениях лорду Ротвену и удивился, когда тот предложил ехать вместе. Такой знак расположения, выказанный человеком, мало считающимся с действиями других, польстил самолюбию Обрия; он с удовольствием принял предложение, и по прошествии нескольких дней они уже были на континенте".

Мрачный, загадочный лорд Ротвен. Сама фамилия "Рот-вен", без всякого сомнения, была заимствована Полидори из романа Каролины Лэм "Гленарвон", где писательница запечатлела историю своих отношений с Байроном, назвав своего героя "лорд Ратвен". Нокса не смутило, что Полидори заменил "а" на "о", таким образом те, кто знали "Гленарвон", получили определенный сигнал-манок, что лорд Ротвен — это на самом деле лорд Байрон. Вторым таким сигналом было описание реально имевшего место эпизода, когда Каролина, преследуя Байрона, нарядилась в костюм пажа. "Леди Мерсер, известная легким поведением со времени замужества, пыталась увлечь его в свои сети и только что не наряжалась в платье арлекина, желая быть им замеченною, но напрасно; она стояла пред ним, и взгляд его был обращен ей в глаза, но он, казалось, не замечал их — даже ее неустрашимое бесстыдство не принесло ей успеха, и она отказалась от своего намерения". Вот вторая отсылка для тех читателей, которые не заметили или не поверили первой. Прием настолько простой, можно сказать лобовой, что мог быть не замечен разве что иностранцами, впервые оказавшимися в лондонском обществе и не имеющими представления о том, что там происходит.

При этом Полидори избегал давать приметы самого Байрона, и что касается лорда Ротвена, то в романе описываются исключительно его мертвенно-серые глаза и мертвенно-бледное лицо. То есть его Ротвен — загадка и таинственная личность, а не чей-нибудь портрет. Когда Ротвен смотрел на человека, того охватывал страх, но после он не раз вспоминал этот взгляд, который манил к себе, точно магнит.

Во время путешествия, когда молодые люди оказываются оторванными от своих семей и привычного окружения, Ротвен неожиданно начинает проявлять черты демона-искусителя: "До сих пор Обрию не представлялось случая пристально изучить характер лорда Ротвена, и теперь он увидел, что хотя и был свидетелем многих поступков лорда, но что сами поступки совершенно противоречили видимым причинам его поведения. Его спутник не знал пределов своей щедрости; тунеядцы, бродяги и нищие получали он него значительно больше того, что было необходимо для облегчения их тяжелой участи. К тому же Обрий заметил, что лорд раздавал милостыню не тем, кто был доведен до нищеты несчастиями, преследующими обыкновенно и добродетель, — их он отсылал с полусокрытой насмешливой улыбкой; когда же приходил человек развращенный и просил его помощи — не для облегчения бедности, а для удовлетворения своих низких страстей и для того, чтобы еще глубже погрязнуть в бездне порока, — тогда лорд отпускал его со щедрым подаянием". Действительно странно, что он подавал милостыню исключительно людям недостойным и, пожалуй, несильно нуждающимся в его благодеянии. Но после юный Обрий заметил, что: "все те, кому помогал лорд, неизбежно узнавали о проклятии, соединенном с его помощью, и либо оканчивали жизнь на плахе, либо падали на низшую ступень нищеты и презрения".

Лорд Ротвен отличался стальными нервами, он не брезговал самыми гнусными притонами, был завзятым картежником, часто держал пари и всегда выигрывал. К слову, в карты он проигрывал только известным шулерам, при этом его лицо оставалось неподвижным, казалось, что проигрыш его несколько не печалит.

Люди, которые имели несчастье оказываться объектами внимания кошмарного лорда, погрязали вместе с ним в пороке, и затем, когда он покидал город, оказывались на обочине жизни: "В каждом городе, посещаемом им, оставались юноши, прежде наслаждавшиеся изобилием, а теперь исторгнутые из общества, украшением которого они некогда были. В тюремном заключении многие несчастные проклинали судьбу, которая свела их с этим злым духом; и многие отцы как безумные сидели под говорящими взорами своих безмолвных, голодных детей, не имея ни копейки из прежних богатств".

Нокс не мог не отметить, что равнодушный и надменный облик, кажущаяся недоступность при славе великого развратника все это было портретом самого Байрона. Многие молодые люди делали все возможное для того, чтобы хоть чем-то походить на своего кумира. Они одевались так же, как Байрон, напускали на себя независимый вид, делались холодными и как будто бы разочарованными в жизни. После последних скандалов о Байроне чаще всего говорили, как о человеке, олицетворяющем темные, запретные страсти. О человеке, жившем с сестрой и имевшем от нее дочь. Да, много всего говорили. Нокс давным-давно уже зарекся верить всем сплетням. Что же касается данного поручения Вильсона, здесь его душенька была спокойна, после того, как издатель опубликовал опровержение, было понятно, что кошмарный лорд не нагрянет в Лондон и тайной полиции можно хотя бы на время забыть об этой опасности.