Тишина в ответ.

– С теми маленькими фарандолами, которые застигли эхтра врасплох и спасли меня, все в порядке?

– Нет, – нехотя откликнулись Кальвин и Прогиноскес.

– А что с ними случилось?

– Заставать врасплох эхтра – опасное дело.

– Эхтр их аннулировал?

– Нет, Мег. Они сами аннулировали себя. Это совсем другое дело.

– И что же с ними теперь будет?

– Я такого никогда прежде не видел, – медленно ответил Прогиноскес. – Слышать о таком мне приходилось, но сам я этого не видел. Теперь я понимаю больше, чем прежде. Фарандолы известны поименно, так же как звезды. Это все, что мне нужно знать.

– Ты же мне ничего не объяснил! Где теперь маленькие фарандолы, которые меня спасли? Если они себя аннулировали, тогда где же они?

В ответ слабо долетело:

– «Где» не имеет значения. Мег, надо связаться с мистером Дженкинсом. С настоящим мистером Дженкинсом.

Девочка инстинктивно свернула свое вникание.

– Я боюсь пробовать еще раз! Знаешь, как это больно?

– Твой крик сотряс всю митохондрию. Надеюсь, что Чарльзу Уоллесу это никак не повредило.

Девочка съежилась, потом за что-то ухватилась, сама не зная, что это, – но это было похоже на спасательный круг. Вскоре она осознала, что нить ведет к херувиму – что это поток любви, такой осязаемой, что за нее и впрямь можно было держаться.

– Отыщи мистера Дженкинса, – настойчиво потребовал Прогиноскес. – Напомни ему его Имя. Узнай, много ли тебе удалось ему передать. И помни: ты должна двигаться с его скоростью, а не с твоей собственной.

– Но зачем? Он же всех задерживает!

– Не спеши, Мег, – передал Кальвин. – Взрослым такие вещи даются сложнее, чем нам, тем более таким взрослым, как мистер Дженкинс, который уже давным-давно не пытался подумать о чем-то новом.

– Но времени же нет! Чарльз Уоллес…

– Я сказал, что ему потребуется больше времени, чем нам, и это правда. Но иногда взрослые могут проникнуть глубже нас, если только мы будем достаточно терпеливы.

– Да некогда же нам быть терпеливыми!

– Мег, положись на Мевураха. Мистера Дженкинса с нами отправили не случайно. Помоги ему. Делай, как говорит Прого.

– Мистер Дженкинс может понадобиться нам для того, чтобы заставить Спороса Углубиться, – настойчиво добавил Прогиноскес. – Мевурах не послал бы его сюда, если бы… пойми, Мег, Учитель никогда ничего не делает без причины. Постарайся дотянуться до мистера Дженкинса.

Мег заставила себя забыть о страхе и открылась вниканию. И оказалась вместе с Чарльзом Уоллесом.

Не внутри его,

не без него,

а с ним,

как часть его изнеможения,

его пугающего бессилия,

его затрудненного дыхания.

Борись, Чарльз, борись!

Не сдавайся, Чарльз!

Дыши,

дыши,

я постараюсь помочь,

я сделаю все, чтобы помочь тебе, даже…

А потом

она оказалась с близнецами. Она подумала, что это Чарльз Уоллес ее послал.

Близнецы были в саду, ковырялись в земле, угрюмо перекапывали старые помидорные грядки, почерневшие от мороза циннии, салат, пошедший в стебель, переворачивали землю вместе с ботвой, чтобы она удобрила почву к будущему сезону, для новых растений. Лица у братьев были угрюмые, и работали они молча, выплескивая тревогу из-за Чарльза Уоллеса в физический труд.

Сэнди нарушил молчание:

– Ну где же Мег?

Деннис остановился, поставив ногу на вилы, воткнутые в землю.

– Она должна скоро вернуться из школы.

– Чарльз Уоллес говорил, она не в школе. Он сказал, что Мег в нем. Я слышал, как он это сказал.

– Чарльз Уоллес бредит.

– Ты когда-нибудь видел, как человек умирает?

– Нет, только животных.

– Поскорее бы Мег вернулась домой.

– Ага.

И они снова принялись готовить огород к зимним холодам и снегам.

«Близнецы заняты своим делом – возделывают сад, – сказала себе Мег. – А твое дело сейчас – отыскать мистера Дженкинса. Где? Нигде. Просто – найти мистера Дженкинса».

– Мистер Дженкинс! Мистер Дженкинс! Вы – это вы, и никто другой. Я назвала вас, я дала вам Имя. Я вникаю в вас, мистер Дженкинс! Вот она я! Это я, Мег! Вы знаете меня, я знаю вас.

Кажется, она услышала, как кто-то шмыгнул носом. Это было его шмыганье носом. Но потом он как будто снова отдалился. Этот крохотный подводный мир совершенно не укладывался у него в голове. Мег попыталась еще раз передать ему все увиденное, переложив его в земные эквиваленты, но не получила в ответ ничего, кроме тревожного молчания.

– Дай ему Имя! – велел Прогиноскес. – Он боится быть. Когда ты дала ему Имя на школьном дворе, это было вникание – так ты и отличила его от двух эхтров. Точно так же тебе предстоит узнать его и в этот раз.

Мистер Дженкинс. Уникальный, как любая из звезд на небе, как каждый лист на каждом из деревьев, каждая снежинка, каждая фарандола, каждый херувим, – уникальный, имеющий Имя.

«Он подарил Кальвину ботинки. И он был вовсе не обязан отправляться вместе с нами навстречу всем этим опасностям и ужасам – а все-таки отправился. Он решился встать на нашу сторону – а ведь мог бы вернуться в школу, к своей спокойной жизни неудачника».

Да, но для человека, лишенного воображения, отправиться с ними в невообразимое невидимое неведомое – совсем не из тех вещей, которые делают неудачники.

А мистер Дженкинс это сделал… делал прямо сейчас.

– Мистер Дженкинс, я вас люблю!

И это была правда.

Мег, не раздумывая, схватила его за воображаемую руку. Пальцы у него были слегка влажные и холодные – как раз такой она себе всегда представляла руку мистера Дженкинса.

Влажные, холодные – и настоящие.

Еще бы руке мистера Дженкинса не быть влажной! Он же перепугался до безумия. От детских игр «А давайте представим, будто мы…» его отделяли годы и годы.

– Мистер Дженкинс, вы как, в порядке?

Она ощутила неуклюжее вникание, испуг, неспособность признать, что они находятся внутри митохондрии, а митохондрия – внутри одной из клеток Чарльза Уоллеса.

– Давно мы тут?

– Точно не знаю. Так много всего случилось… Прого, ты уверен, что мы сейчас живем по времени фарандол, а не по земному?