3 часа дня. Обстрел.

Из Москвы вернулся начальник Пубалта Лебедев, привез письма. В Москве нормы мирного времени меняются на пайки. Естественно…

Туманная мягкая погода. Грязные кучи отбросов на Мойке, за решеткой… В городе есть некоторые признаки оживления, хотя люди еще ходят устало, расслабленно…

Литературный вечер прошел хорошо. Сделал доклад, а писатели — В. Инбер, В. Кетлинская, Г. Мирошниченко, Вс. Азаров и др. — читали свои произведения. Потом были в редакции «На страже Родины».

Обстановка. Наступление продолжается, но медленно. Генерал Федюнинский проламывает оборону противника за Погостьем. Генерал Мерецков сообщает о выходе в квадрат Луги, — это очень важно. Противник затыкает дыры, в Вырице — 70 немецких танков и пехотные эшелоны. Наблюдаются признаки отступления. Пленные говорят мрачные вещи, — они устали. Но в обороне немцы держатся упорно.

Чем больше я думаю о нашем фронте, тем отчетливее вижу: мы можем сломать блокаду. Это будет крупнейший военно-политический шаг, но нужно известное время… В своем выступлении я посоветовал товарищам не строить военных расчетов по датам, юбилейным дням и пр. Реакция была одобрительная.

Написал полосу для фронтовой газеты — очерк «За Родину, за Россию!» Это рассказ участника боев с немцами в прошлой войне о зарождении Красной Армии, о русской военной традиции. Писал с настроением.

21 февраля 1942 года.

Солнечно, стреляют… Прозвенел мотор самолета… Читаю о подвиге и гибели москвички комсомолки-партизанки Тани — Зои Космодемьянской… Благородная, чистая девушка… Слава ей!.. Тысячи людей откликнутся на ее подвиг и умножат удары по немцам.

Днем был на закрытом занятии-совещании начсостава. Слушали доклад начальника отдела штаба КБФ Фрумкина…

Начальник Пубалта информировал нас о своей поездке в Москву. Оценка Пубалту дана хорошая, и в частности работе писателей. Получил ряд указаний: делать сборники «Балтийцы в обороне Ленинграда», о Кронштадте и др.

Вечером смотрел фильм «Разгром немцев под Москвой». Волнует острота, подлинность ряда снятых кусков.

В тысячный раз гляжу на русские типы, на массу, на народ, на бойцов — какие это простые и сильные люди… Как мы отличны от Европы!

Жестокий натурализм снятых кадров воскрешает Россию в снегах, с санями, с бабами, с деревнями. Мелькают церкви, городишки, провинции. Все родное, кровное… И рядом — трупы умученных, немецкие виселицы…

А над всем — странно ощутимый процесс истории, формование неких новых явлений, сдвиги…

Иногда кажется, сам растворяешься в массе, видишь и ощущаешь самого себя как «рядового», единокровного члена народной семьи и тогда еще глубже чувствуешь масштаб событий в этой слитности вооруженного народа. И личное, усложненное, индивидуальное отодвигаешь, чтобы найти высшее удовлетворение: участие в народном, общем деле, готовность на жертву, на смерть.

Общее строение фильма не удовлетворяет: не дан враг, не дан трагизм осенних дней… Нет масштаба страны, мира. Вклейки самолетиков раздражают. Музыка не удовлетворяет.

Что даст в сумме эта война? И не только нам? Что дадут в сумме все эти циклы войн нашей эпохи?

22 февраля 1942 года.

В 3 часа 20 минут дня поехал в Смольный на слет истребителей-снайперов Ленинградского фронта. Я так устал, что не могу подробно записать здесь об этом слете, но дал уже о нем очерк в «Красную звезду» и отчет для Пубалта (для передачи шифровкой в Москву). На слете было шестьдесят пять снайперов. Движение важное. За двадцать один день февраля снайперы[27] выбили 10 784 вражеских солдата, то есть дивизию. Усиление этого движения подымает армию…

В Смольном чисто, приятно… Старые, стертые тысячами ног, лестницы. Свет. Все дышит уверенностью, покоем и делом… Бойцы с фронта — крепкие…

23 февраля 1942 года.

Двадцать четыре года Красной Армии! Двадцать четыре года моей военно-морской службы в Красном Флоте…

В сводке ничего особого… Идет размол немецких резервов. Каждый день у Гитлера тысячи и тысячи убитых. В Германии к потерям относятся обостреннее, нервнее, чем у нас…

В этом разница национально-культурных типов — у нас все крепче, атеистически спокойнее, по-русски и по-большевистски стоически: «Не плакать над трупами павших бойцов…»

Вызов: все начальники отделов направляются днем по поручению Политуправления к раненым в разные госпитали.

Я иду в госпиталь начсостава. Побеседовал, все обследовал… Наши люди скромны, терпеливы. Вывод: в госпитале недостаточное питание (вторая категория) и мал срок отдыха и лечения. Для начсостава — людей первой линии в осажденном боевом Ленинграде — можно было бы организовать дело лучше.

…Доклад я вел обычно, в темпе; рассказывал, как считаю нужным. Люди жадны, требуют информации, газет им мало. Это так понятно…

Праздничный обед: чашка портвейна, кусок селедки, немного красной икры, хлеб, масло, гороховый суп, кусочек жареного мяса, мед (!) и чай… (Доплата 6 рублей.) Шутим: нельзя ли доплачивать каждый день?

Чокнулись: «За победу, за наш Ленинград!»

Был с С. К. на Каляевой… Немного отдохнул…

Шли обратно пешком по Неве на Васильевский остров…

В газетах — мои очерки (в «КБФ» и др.).

Получили приказ народного комиссара обороны Сталина от 23 февраля…

25 февраля 1942 года.

В сводке. Окружение 16-й немецкой армии. Ввиду отказа сдаться полностью (у Старой Руссы) уничтожены три фашистские дивизии. Это даст ускорение дел и на Ленинградском фронте. Операция продолжается…

Днем обстрел города.

Готовлюсь к беседе на активе Кировского завода.

Пришла посылка из ССП и письма! Краткое дружеское, вежливое письмо Фадеева и записка от Володи Ставского. Он хворает: «Нога, горло, сердце сдают…» Жаль… Надо действовать еще весь 1942 год.

Читаю Стендаля, —