Дыня бухнула внутри рубашки, и в руках Джефа оказалось целое ведро дынного джема. Подтянув мешок к себе, Мэнсон начал горстями вычерпывать сладкие семечки и класть их в рот. Рубашка протекала, и сироп уже пропитывал брюки, однако Джеф не обращал на это внимания и ел до тех пор, пока не почувствовал, что его уже подташнивает.

Сбросив вниз остатки дыни, Джеф неловко спустился с дерева и, распрямившись, удовлетворенно вздохнул. Рубашка требовала стирки, однако он был сыт и теперь мог идти дальше, не думая о голоде.

«Конечно, хорошо бы взять такую дыню с собой, только уж больно взрывоопасный продукт…»

С реки донесся гул двигателя. Джеф присел на корточки, и через несколько секунд в просвет между деревьями выскочил катер на воздушной подушке. Он мчался на приличной скорости, оставляя на поверхности воды пенный след.

«Мне бы такую машину — я бы живо укатил на остров…»

Вскоре шум мотора затих вдали, и Джеф распрямился. И в этот момент его смутило непонятное ощущение. Да, он явственно почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.

Джеф выхватил из-за пояса пистолет и резко повернулся, но никого не обнаружил.

Предполагая, что в зарослях цветущих кустов спрятался какой-то хищник, Мэнсон поднял с земли увесистый сук и зашвырнул его в чащу. Однако никто не сорвался с места и не побежал прочь, ломая ветки.

«Показалось…» — решил Джеф и убрал пистолет за пояс. Но странное дело, неприятное ощущение появилось вновь.

«Надо уходить отсюда», — подумал Мэнсон и, оглядываясь по сторонам, начал спускаться к реке.

Электронные часы отсчитывали секунду за секундой, а доктор Вилли Шварц с волнением следил за спокойным профилем экспериментального образца.

Чуть в стороне в напряженных позах застыли два ассистента, а возле самой двери дежурил сонный охранник, вооруженный крупнокалиберным дробовиком.

— Кракси, начинайте, — распорядился доктор, и ассистент включил систему. По лицу живого образца пробежала легкая гримаса, но Шварц знал, что это реакция на раздражающее действие программатора.

На мониторе появилась энцефалограмма. Засветились оживающие участки мозга. Отдельные точки вспыхивали особенно ярким светом и тут же гасли — программатор опрашивал мозг человека, чтобы подстроиться под его индивидуальные особенности.

Образец слегка дернул ногой.

«Это нормально…» — подбодрил себя доктор Шварц, в волнении комкая полу халата.

Это был важный эксперимент. Предстояло провести прямую биореконструкцию тела от человека к келлармону. Предыдущие эксперименты оканчивались неудачей — много ошибок давали промежуточные фазы. Испробовав несколько вариантов, Шварц решил упростить схему и исключить промежуточные этапы.

Доктор посмотрел на экран: рисунок энцефалограммы начал меняться. Вспыхивавшие точки стали меньше размером и появлялись теперь значительно чаще. Программатор начинал свою деятельность, меняя функциональные принципы работы мозга и ускоряя частоту его импульсов. Машина подавляла человека и силой навязывала ему новую программу. Приближался самый ответственный момент. Именно здесь обычно совершалась главная ошибка — так называемый резонансный скачок. Мозг человека резко менял частоту импульсов на два порядка, что приводило к взрывной активности.

Внешне это выглядело очень драматично. Экспериментальный образец вскакивал со стола и, срывая с себя провода и датчики, начинал крушить все подряд. Стенды, столы, аппаратура — все разносилось вдребезги. Одной минуты, в течение которой жил человек, хватало, чтобы устроить нашествие торнадо.

В ранних системах, где использовался двухступенчатый психоморфоз, все происходило значительно проще. Сделать одного человека из другого было не так сложно. Для этого не требовалось перекраивать его мозговые функции — только чуть-чуть поправить. Однако доктору Шварцу отработанная технология казалась скучной, и теперь он стремился к новой вершине.

Тем более, что один образец подобного эксперимента — агент Смышленый — все-таки сумел преодолеть резонансный скачок.

«О, ну давай, парень, держись…» — упрашивал Шварц живой образец.

За спиной доктора напряженно гудели вентиляторы компьютера, остужая раскалившиеся процессоры. Они, доктор знал это, не успевали за реакциями мозга — соревноваться с ним электроника не могла в принципе. И поэтому приходилось составлять программы, которые отвечали только на самые важные запросы мозга. Всякие второстепенные импульсы компьютер просто игнорировал. Он как бы обманывал человеческий организм, перехватывая самые панические и опасные импульсы, заменяя их вполне спокойными и благопристойными. В противном случае человек умирал от шока.

Рисунки энцефалограммы уже сменялись с такой быстротой, что глаз Вильяма Шварца их просто не фиксировал. Чтобы не мешало раздражавшее мигание, доктор отодвинул монитор в сторону.

Тело образца начало мелко трястись и покрываться потом, а спокойное прежде выражение лица сменилось чередой мучительных масок.

«Интересно, что он сейчас ощущает?..» — подумал Шварц. Доктора не интересовало собственно ощущение боли. Только ее качество, местоположение и то, как это могло повлиять на психику будущего организма.

Сердце образца работало уже самостоятельно, и ненужный насос отключился автоматически. Теперь человек чувствовал боль полнее и резче. Бедное сердце наверняка разорвалось бы от перегрузок, но умный компьютер «успокаивал» его и «говорил», что ничего страшного не происходит и то, что человека переделывают в зверя, просто слухи.

«Да, примерно так говорит сердцу компьютер», — подумал Шварц, улыбнувшись такому яркому и понятному образу.

Энцефалограмма показала, что мозг полностью переформатирован. Доктор Шварц кивнул и поднял руку, подавая сигнал.

Ассистент Кракси включил инъектор, и в вены объекта начал поступать сидатин. На втором мониторе появились сложные графики, и кривая предельной концентрации сидатина быстро поползла вверх. Достигнув показателя в сорок семь процентов, линия замерла.

«Ну все — точка „ноль“. Теперь как повезет…»

Доктор Шварц помедлил еще секунду и взмахнул рукой.

Повинуясь очередному взмаху руки, Кракси ввел новую команду, и программатор перешел к следующему этапу. Теперь, когда существовавшая в мозгу человека модель была взломана, на ее смену пришла схема кел-лармона — наилучшего образца силы и агрессивности с планеты Айк.

Мозг «опросил» свое прежнее тело и с ужасом «обнаружил», что оно совершенно не соответствует новой установленной модели. Панические импульсы готовы были ввести образец в шок, но компьютер снова заменил их на более спокойные, рабочие режимы.

Искусственная система выдержала паузу, а затем мозг выдал команду на заживление полученных ран, коими в данном случае он посчитал все тело. И если в обычных условиях человек не имел ресурсов для замены организма, то введенный сидатин давал такую возможность.