— Бернард.

— Не гони.

Мужик полез в карман и достал из него мятый, грязный, прожженный паспорт. Открыв, показал Бердникову.

— На самом деле, Бернард, — удивился Илья.

— Моя маман была большой поклонницей писателя и драматурга Шоу. Назвала в его честь. Она русский и литературу преподавала в школе.

Мужик что-то еще говорил, но тут зазвонил телефон Ильи, и он занялся им. Опять незнакомый номер. Бердников не отвечал на «безымянные» звонки. Но в этот раз решил взять трубку. Вдруг госпожа Весенняя каким-то чудом раздобыла его телефон?

— Алло.

— Илья Павлович, здравствуйте, — услышал он мужской голос и понял, что зря ответил. — Это Костя. Ваш номер мне Марта дала, вы уж не ругайте ее за это.

Бердников не сразу понял, с кем говорит. Костя? Какой еще… Ах да. Парень из офиса. Неудачник, который никак не мог дождаться повышения. Они вместе ехали в лифте в последний рабочий день Ильи.

— Я уже вам не первый раз звоню. Беспокою, понимаю. Но я просто не могу не поблагодарить вас.

— За что?

— За доспехи свои! Вы подарили их мне.

— Костюм от Хьюго, помню.

— Они помогли, — вскричал Костя. — Не он — они. Доспехи Бэтмена. Меня повысили!

— Очень за тебя рад. Ты достоин этого. — И, попрощавшись, положил трубку. Едва Илья сделал это, как тезка писателя и драматурга Шоу взял его в оборот. Бердников позволил увлечь себя в табачную лавку. Он отдал Косте дорогущий костюм, так почему бы не потратить на Бернарда пару тысяч.

Когда сигарки были куплены и одна из них выкурена прямо на пороге магазина, Илья спросил:

— Ну что, теперь твоя душенька довольна?

— Я в раю, — мечтательно пробормотал Бернард.

— Тогда потопали в сторону моего дома, а пока идем, расскажи мне об убийце.

— Ты давно в «мавзолее» живешь?

— Нет, меньше четырех лет.

— А, ну тогда не знаешь дядю Абрама.

— Почему же не знаю? У него я квартиру как раз и купил.

— Да ты что? — Бернард остановился и всем телом развернулся к Илье. — Ремонт в квартире делал?

— Конечно. Она запущенной была.

— Нашел чего?

— А что, должен был?

— Сокровища несметные. Дядю Абрама все Кощеем звали. Он над златом чах. То есть копил, не тратил. Ходил в затертом пальто и стоптанных башмаках. Не пил, не курил. С женщинами замечен не был. Везде пешком, чтоб на проезд не тратиться. Куда, спрашивается, деньги девал? В кубышку складывал.

— Я, Бернард, чужих денег не считаю и тебе не советую. Но ты сам подумай, если кубышка так была дорога господину Лившицу, неужели он оставил бы ее в квартире, которую продал?

— Так у него с головой в последнее время нелады были. Все забывал. И, как гутарят, о том, где сокровища свои спрятал, тоже запамятовал.

— Глупости, — отмахнулся Илья. — Ты лучше скажи мне, с чего ты решил, что именно Лившиц убийца? И он, кстати, не наш. Хоть и владел квартирой в «шпильке», но не жил в ней.

— Зато имел в ней мастерскую. Считай, ваш.

— Пусть так. Так что насчет моего вопроса?

— Слышал я вчера разговор один… — И со значением добавил: — Секретный.

— И кто же секретничал, а вернее, сплетничал?

— Нет, нет, это тебе не кудахтанье бабок на лавочке, это — серьезный разговор.

— Между кем он состоялся? — проявлял чудеса терпения Илья.

— Между стариком-лифтером и журналистом.

— Каким еще лифтером?

— В вашей «шпильке» лет двадцать проработал. Важный всегда ходил, как генерал. Я ж всю жизнь в этих дворах провел, многих знаю. Этого тоже. Только как зовут, не помню.

— Макар Васильевич?

— Точно. Журналист так обращался к нему. Он из какой-то крутой газеты. Называется… Блин, как же?

— Не важно. Дальше что? О чем говорили?

— Лифтер когда-то жил в «шпильке». В коммуналке. Там несколько коммуналок было, но давно, при Сталине еще. Папаша Макара, Василий, секретарем был у директора. ТОГО САМОГО, Пахомова!

— Честно признаться, я плохо знаю историю «шпильки». Как и завода. И чем этот Пахомов был знаменит?

— Он был великим масоном, — с трепетом проговорил Бернард.

— Чего-чего? — Илья расхохотался.

— А че ты ржешь? — обиделся собеседник. — Об этом в газетах еще лет десять назад писали.

— В тех самых, чьими источниками информации являются выжившие из ума старики?

— Но Пахомов на самом деле обладал огромной властью в городе. И в Москве кабинеты верховных партийцев ногой открывал. Завод под него построили. Как и «шпильку». Пахомов лично одобрил проект здания и внес в него изменения: велел башню так спроектировать, чтоб в ней только одна квартира помещалась и окна комнат выходили строго на север, юг, восток и запад. — Бернард разгорячился. Речь его становилась все более страстной и, как это ни парадоксально, грамотной. Спасибо матери-филологу, заложила в сына базу. — Пахомов мнил себя сверхчеловеком. И хотел возвышаться над всеми. За это и поплатился. Сталин лично отдал приказ заключить Пахомова под стражу, а потом расстрелять.

— Это ты тоже из газет узнал?

— И из них тоже. История давно известная. Вместе с Пахомовым тогда загребли нескольких его приближенных. Среди них и секретарь Василий, отец Макара. А еще инженер проектного бюро Ливщиц. Остальные были шишками на заводе, а эти двое — так, шушера. Но именно с ними Пахомов общался теснее, чем с остальными. И это было странно, потому что человек, считающий себя пупом земли, не станет якшаться с секратаришкой и инженеришкой вне работы.

— И что из этого следует?

— Они были посвященными. Но специально не выделялись из общей массы. Даже жили один в коммуналке, второй в бараке.

— Ладно, пусть так, — устал слушать Бернарда Илья. Да и пришли они уже. — Но я так и не пойму, при чем тут убитый в вашем дворе мужчина?

— Он правнук архитектора Градова.

— Того самого? — Илья указал на мемориальную табличку на фасаде здания. На ней было написано, что оно спроектировано Борисом Ивановичем Градовым.

— Да. И, чтоб ты знал, Градов был правой рукой Пахомова. Не знаю, как у них, у масонов, замов величают. А по-нашему считай, вице-президент.

— Допустим. Но я все равно ничего не понимаю.

— Потому что ты сказать не даешь, все перебиваешь, — Бернард достал еще одну сигарку, понюхал ее. — Какой аромат, — прошептал он и зажмурился. Тянул паузу, как профессиональный актер. И наконец выдал: — Младший Градов вымогал у Абрама Лившица деньги. И старик, чтобы не делиться своими несметными сокровищами, его прикончил.