Банальнейшая до рвотного рефлекса фраза. Именно ее произнес Председатель, оказавшись в Любином кабинете. Павел Антонович царил пред нашими взорами. Он чувствовал себя в кабинете Дмитриевой по-хозяйски. И ему, кажется, не нравились полноватые блондинки с ямочками на щеках. На Любовь Николаевну он смотрел неприязненно и высокомерно. Что ж, показное высокомерие – признак слабости.

– Ваши сотрудники уже принесли мне извинения, – продолжил Павел Антонович. – Я их принял.

– Тогда можете быть свободны, – холодно, по-служебному отозвалась Дмитриева.

Председатель со словесным ответом не нашелся. И совершенно не знал, что ему делать дальше. Майор Назарова, то есть я, сидит в кабинете его злейшего врага следачки Дмитриевой… Таким образом, у генерал-Председателя появилось сразу двое злейших врагов. И обе – блондинки. Что может быть ужасней? И теперь просто так покинуть кабинет Любовь Николаевны Павел Антонович никак не мог. Поэтому изо всех сил старался держать себя господином положения.

– Вы свободны, – повторила Люба.

– Ну что ж, Любовь Николаевна, – выдавил из себя Председатель. – Я, разумеется, свободен и без ваших напоминаний. А вот вы… Очень даже нет, и в самое ближайшее время. Сейчас вы играете с огнем, Дмитриева. Знаете, кто эта женщина? – Павел Антонович кивнул в мою сторону.

– Знаю, – коротко ответила Люба, не вдаваясь в уточнение.

– Вы не все знаете. Сейчас вы, Дмитриева, вклинились в сложную оперативную комбинацию СВР и поставили под угрозу режим секретности и неразглашения. Вы юрист и не хуже меня знаете закон о гостайне.

– Что вы хотите? – уточнила следователь.

– Я сейчас вызову своих людей, и они заберут эту женщину, – кивнул в мою сторону Председатель. – Но до их приезда вы изолируете ее и не дадите вступить в контакт с кем-либо…

– А через пару дней эту женщину обнаружат мертвой, с пулей в голове? – переспросила Дмитриева.

Я молчала, точно меня здесь и не было. Председатель нервничал, начинал болтать лишнее, уже не мог владеть собой на должном уровне.

– Это не ваше дело! Уберите ее отсюда, – зыркнул он бесцветными глазами в мою сторону. – И я все подробно объясню…

– Не надо, я не хочу знать гостайну, потому что представляю, что бывает за ее разглашение, – парировала Люба.

Председатель готов был действовать на манер примитивного уголовника. Он хотел захватить меня, с помощью подручных головорезов-мясников выяснить, где ноутбук. Такие дела не для птицы генеральского полета, но иного выхода у Председателя не было.

– Впрочем, я знаю, что вы мне скажете, если я сейчас отправлю Назарову в камеру, – продолжила словесный поединок Любовь Николаевна. – Вы скажете мне, что она шпионка, террористка и чья-то там пособница. Но вы ведете сложную оперативную игру с ее нынешними хозяевами. А я, дура набитая, вам мешаю. Что, не так?

Председатель вновь не нашел, что ответить старшему следователю по особо важным делам. Он все-таки был профессионалом и быстро понял, что начал болтать лишнее.

– Ну, хватит, Павел Антонович, что вы нервничаете, морщитесь? Руки вон ходуном ходят… Мне Назарова сама все рассказала, – нанесла свой завершающий удар Дмитриева.

Произошло самое ужасное – блондинки объединились против Председателя.

– Когда-то, Дмитриева, вы уже пытались сунуть нос в мои дела, – произнес наконец Председатель. – Но тогда у вас хватило разума вовремя остановиться. Думаю, сейчас у вас тоже хватит разума…

– Увы, на сей раз не хватит, – перебила Павла Антоновича Люба. – И попрошу вас немедленно покинуть мой кабинет.

Павел Антонович невесело усмехнулся. Сделал шаг к дверям, но тут же остановился.

– Любовь Николаевна, вы хорошо подумали? – спросил он, уже взявшись за дверную ручку.

– Даже очень хорошо, – отозвалась Дмитриева.

– Ну, а о будущем вашей дочери? – уточнил Председатель, ласково, точно котенка, поглаживая дверную ручку.

– О будущем? Спасибо, что напомнили…

Вместо словесного ответа блондинка-следователь без размаха ткнула генерала ладонью под кадык. Тот тут же зашелся в кашле. Я сидела за его спиной и тут же позволила себе беззвучные аплодисменты.

Подполковник Люба нравилась мне все больше и больше.

– Так что там насчет будущего? – уточнила Люба, когда Павел Антонович прокашлялся.

– Я имел в виду, какое может быть будущее у вашей Ольги и других молодых девушек и юношей, если следователи начнут покрывать шпионов и террористов… – отозвался Председатель.

– Ты, урод, не это имел в виду. – Глаза Любы из мягких и серых стали стальными. – Ты меня решил предупредить, на испуг взять. Так вот, в случае чего, я из тебя лично все твои внутренности вытрясу…

– Ну, что вы, Люба… – Председатель повернулся ко мне в профиль, и я увидела некое подобие улыбки. – Зачем так обострять отношения?

– Я их не обостряю, я тебе открытым текстом говорю. Ты меня понял?

Еще до недавнего времени мне трудно было поверить, что с этим лощеным генерал-Председателем можно было говорить таким образом. Подполковник Люба доказала, что можно и даже очень.

– Что ж, я удаляюсь, – только и произнес Председатель и непривычно суетливой походкой засеменил к двери. – Надеюсь, мы все же найдем общий язык… В самом скором времени…

Павел Антонович хотел оставить за собой последнее слово. Но тут уже я не дала ему закруглиться.

– Надежда хорошее чувство, но Любовь еще прекрасней, – при этом я кивнула в сторону подполковника Дмитриевой.

Председатель испарился из кабинета, не произнеся более ни слова.

– Здорово вы его! – искренне восхитилась я Любовью Николаевной.

– Господину генералу не повезло с именем, – отозвалась Люба. – «Павел» в переводе с греческого означает «маленький». А этот господин мнит себя Большим. А на самом деле – мелкое ничтожество.

– И вы, Люба, давно его знаете? – не удержалась от вопроса я.

– Да. Несколько лет назад этот Павел Антонович не дал мне довести до конца дело группировки изготовителей и торговцев наркотиками. Среди них оказались бывшие сотрудники Павла Антоновича. И он сумел поставить дело хитрым образом. Дескать, группировка фиктивная, создана спецслужбами, ими же и контролируется. И это, по его мнению, позволяет контролировать почти все столичные группировки наркоманов. На самом же деле, как вы понимаете, эта шайка втравливала в свои ряды все больше и больше молодых людей. И главным образом из очень богатых, влиятельных в столице семей… Так мы теперь союзницы?

Я кивнула и по-мужски пожала протянутую подполковником Любой холеную, несколько широковатую для женщины ладонь.

– И ребят, которых задержали вместе со мной, тоже надо отпустить, – после рукопожатия добавила я.