«Лана Игоревна, у меня к вам неожиданное и смелое предложение, – сказала вчера по телефону Зоя Петровна. – Поедем завтра за грибами в Курганово? Меня знакомые узбеки пригласили, а одной как-то неудобно».

Первое побуждение, как обычно, – отказаться. В детстве Лана, как все, ходила с родителями в лес, но грибы искать не умела и есть их тоже не любила. Ждала, когда всё это закончится и можно будет залезть в папин «Москвич», куда, к сожалению, всегда залетали комары – и Лана охотилась на них всю обратную дорогу, шлёпая ладошкой по стёклам и дверцам машины.

Но Зоя Петровна впервые за всё время, что они вместе работали – а Лана пришла на кафедру десять лет назад, став самым молодым профессором в истории факультета, – предложила ей заняться чем-то другим, помимо обсуждений аспирантских работ, докладов и грантов. А нет, не впервые! В прошлом году они были вместе на конференции в Австрии – на пару ходили по венским музеям, и муж Зои Петровны потом в шутку называл Лану Светланой Австрийской. Он умер несколько месяцев назад. Дочь Зои Петровны жила где-то за границей, внуков или не было, или были такие, о которых не принято рассказывать.

Лана постучала в дверь комнаты сына – так всегда делают родители в американских фильмах, так с недавних пор делала и сама Лана (а всё потому, что лучше не врываться в комнату взрослых детей внезапно – это она готова подтвердить как участница эксперимента). Женька, видимо, ещё спал – возможно, в наушниках, – в общем, на стук никто не ответил, и потому Лана пошла готовить завтрак, к которому, скорее всего, никто, кроме неё, не прикоснётся. Муж по утрам не ел, к тому же он давно на работе. Женька предпочитал готовую вредную пищу. Кашеварить для себя самой, конечно, странно – но неизвестно, что там будет в лесу и станут ли их кормить эти узбеки из Курганова.

2.

С узбеком Колей Зоя Петровна познакомилась в собственном (и вместе с тем – коллективном) саду на Широкой Речке. Это был не такой сад, куда приглашают знакомых на шашлыки, а такой, куда сам себя приглашаешь каждый раз с большим трудом. Но и не бросишь. Покупали они этот сад вместе с мужем, Олегом Леонидовичем, в девяностых. Смотрели не столько на покосившийся хилый дом, сколько на землю – точнее, на то, что там росло. Олег Леонидович сказал, в принципе, за такую цену надо брать – видно, что сад здесь устраивал специалист, мичуринец. Три прекрасных яблони (одну пришлось вырубить в прошлом году, и Зоя Петровна до сих пор о ней печалилась), малина пяти сортов, включая розовую и жёлтую, вишня, крыжовник, смородина всех цветов, даже тархун откуда-то взялся. Жаль, что на теплицы у мичуринца не хватило духу.

Олег Леонидович сказал, что надо брать сад, – но тут же добавил, что он-то, как известно, не любитель садово-огородных работ, и жене следует понимать, какую она на себя взваливает обузу. Зоя Петровна не обиделась и не расстроилась. Они с мужем всегда друг с другом честно обо всём заранее договаривались, никто никого не обманывал, пустых надежд не питал – и не подкармливал. Потому и прожили, наверное, так дружно и, в общем, наверное, счастливо целую жизнь.

Яна, их дочка, тогда училась в медицинском, на втором курсе – и тоже сразу заявила, что на неё маме лучше не рассчитывать. Свободного времени и так практически не было, те крохи, что оставались от учёбы, Яна тратила на переписку с потенциальными женихами-иностранцами – Зоя Петровна улыбнулась, вспомнив, как дочка всерьёз собиралась выйти замуж за какого-то австралийца, хозяина кальмаровой фермы.

Перспективу остаться в России Яна не то чтобы не рассматривала – она её вообще в упор не видела. И в конце концов добилась своего – получив диплом хирурга, уехала по какой-то хитрой визе в Германию, а там познакомилась с Александером, вышла за него замуж, родила двойняшек – мальчика и девочку. Попутно подтвердила диплом, устроилась на работу… Сегодня Яна и Алекс живут в Швейцарии, недалеко от Базеля. У дочери контракт с частной клиникой, Александер сидит дома и занимается детьми. Счастливы все. Правда, вот внуков Зоя Петровна видит редко – в Россию Яна приезжать не любит, а в Швейцарию бабушке не выбраться из-за работы и сада. Ух, как Яна ненавидит мамин сад на Широкой Речке!

– Сколько можно уже? – кричит она в телефонную трубку. – Из-за этой паршивой фазенды ты лишаешь моих детей бабушки, а себя – счастливой старости!

– У нас уже не говорят «фазенда», – замечает Зоя Петровна, и Яна у себя под Базелем закатывает глаза в крайнем раздражении.

В последний раз дочь прилетала в Екатеринбург на похороны Олега Леонидовича. Алекс и дети остались дома, для них вся эта похоронная тематика, как выразилась Яна, стала бы излишним потрясением. Екатеринбург дочка сдержанно похвалила («Смотри-ка, почти Европа, ну-ну»), но, когда Зоя Петровна заикнулась о том, чтобы съездить вместе в сад, тут же выставила вперёд ладонь, точно как делала в детстве, отказываясь от ненавистного омлета.

Смерть Олега Леонидовича была не внезапная, а, пусть и не хочется говорить таких слов, ожидаемая. Если не хуже того – долгожданная. Со множеством оговорок, с горячими от стыда щеками, но да, именно так – долгожданная. Он лежал не так долго, как другие, – всего лишь полтора года. Зоя Петровна ушла на четверть ставки и забросила сад – всё время её, все силы и деньги уходили на то, чтобы ухаживать за мужем, парализованным, но находящимся в полном сознании.

– Как ты считаешь, – спросил Олег Леонидович незадолго до смерти, – что лучше, потерять рассудок и сохранить телесное здоровье или как у меня?

– Не говори глупостей, – сказала Зоя Петровна.

– Почему это глупости? – удивился Олег Леонидович. – Очень редко люди теряют всё сразу: это медицинский факт, у Янки можешь спросить. У кого проблемы с головой, те обычно физически бодрые, выносливые, крепкие до самой смерти. И наоборот.

– Ну тогда я бы выбрала как у тебя, – сказала Зоя Петровна. – Вот только кто за мной станет ходить в этом случае?

Теперь о тех словах стыдно вспомнить.

Вообще о многом стыдно.

Яна улетела домой через день после похорон, и Зоя Петровна, проводив её, сразу же из аэропорта поехала с пересадкой на Широкую Речку.

В саду за полтора года болезни мужа она была, наверное, тоже раза полтора. Неправильно было ехать сюда так быстро – но Зоя Петровна просто не могла сидеть одна в пустой комнате, где всё ещё пахло одеколоном Олега Леонидовича, где на дверце шкафа висели в ряд его старые галстуки, а под окном лежали, связанными в пачки, старые газеты, которые он никогда не выбрасывал, а относил в ближайший пункт приёма макулатуры.

В саду всё было в полном порядке: Зоя Петровна увидела сделанные Колиными руками парники и скамеечку под яблоней, сколоченную тем же Колей. Даже, как ни странно, в дом никто не залез и ничего не стащил.

Только вот самого Коли в саду больше не было.

Впервые он появился лет пятнадцать назад, когда по всем коллективным садам России бродили смуглые, бедно одетые мужчины из бывших республик – предлагали хозяевам вскопать, срубить, покрасить и так далее за очень демократичную цену. Коля стоял у калитки, переминаясь с ноги на ногу, и точно так же переминался с ноги на ногу тёплый, но не уверенный в себе майский денёк. Узбек был одет в голубую олимпийку, спортивные штаны, кроссовки на «репьях» и шапку-«петушок»: всё строго по моде конца восьмидесятых.