Ну и ладно, пусть живет, как ему хочется. Семье достаточно знать, что у него все хорошо.

А вот папа и Кирилл…

Кстати, о Кирилле. Почему-то за спиной больше не слышно его шагов. Лана остановилась и оглянулась. Коридор был пуст. Нет, не так, совсем безлюдным его назвать было нельзя, в семь часов вечера офисное здание еще не пустело окончательно. Народу, конечно, сновало гораздо меньше, чем в разгар рабочего дня, но все-таки сновало.

А вот Кирилла не сновало.

– Ну и куда он решил заскочить? – удивленно приподнял брови Мирослав Здравкович. – И почему нам ничего не сказал?

– Не знаю, – пожала плечами Лана. – Странно.

– Чего же тут странного? – хмыкнул отец. – Может у человека живот прихватить или нет?

– А я вот сейчас позвоню и поинтересуюсь, чего там у него прихватило и в каких местах! Что, предупредить нельзя?

– Можно, конечно, но, вероятно, Кирилл решил не орать на весь коридор о своей маленькой проблеме. В конце концов, не на темной улице пропал, а в офисном здании, где повсюду видеокамеры натыканы. Ладно, поехали вниз, уже лифт пришел. В машине его подождешь.

– У меня ключей нет.

– То есть? Почему у тебя нет ключей от собственной машины?

– Потому что моя собственная машина в сервисе, мы сегодня на Кирюшкином «Бентли» приехали.

– Тогда позвони ему и поторопи. – Отец автоматически глянул на часы и едва заметно нахмурился.

– Пап, ты куда-то спешишь?

– Да мы с мамой сегодня на презентацию приглашены…

– Понятно, – на душе окончательно потеплело – мама Лена возвращается к нормальной жизни! Впервые после болезни решила выбраться с мужем «в люди», а он тут торчит. – Папуль, ты иди, не заставляй мамсика ждать. Ты же понимаешь, как важен для нее сегодняшний вечер!

– Но Кирилл…

– И что Кирилл? Мы вообще-то сегодня с тобой в любом случае не собирались пересекаться вечером, так что давай, резвым козликом к жене! А со своим козликом и его заморочками я сама разберусь.

– Не сомневаюсь! – подмигнул Мирослав Здравкович. – Но если что – вызывай Кравцова.

– Ага, и всю подведомственную Матвею службу безопасности, – хихикнула Лана. – С полным боекомплектом. Все, папс, беги! Удачно повеселиться!

– Мы постараемся.

Створки лифта, все это время нетерпеливо подрагивавшие, облегченно захлопнулись, увозя вниз своего не в меру болтливого пассажира. Хочешь поговорить – поговори, но лифт при этом зачем держать?!

А вот теперь можно и розыском этого свина заняться. Что за шуточки кретинские, нашел время! Знает ведь ее настроение…

Додумать гневную мысль не удалось, в сумочке запел Стинг. Ага, звонит, негодяйский негодяй! Сообразил, наконец. Или просто боится травмирования нежных и не только частей тела.

– Ну и что это за фокусы?! – от переполнявшего грудь возмущения звук получился несколько шипящим.

Совершенно некстати воображение подкинуло премиленькую ассоциацию – хорошо надутый воздушный шарик с прикрепленной на выдуве пищалкой. Выпустишь такой из рук, и он начинает ошалело метаться по комнате, издавая при этом дурное верещанье.

На секунду представив себе изумление задержавшихся в офисе подчиненных, а на следующий день – выложенное в Интернете видео с мобильных телефонов, Лана непроизвольно фыркнула.

А кто воспримет всерьез возмущение, сопровожденное смешливым фырканьем?

– Ну, слава богу, – облегченно вздохнул Кирилл. – А я уже и талончик в клизменную заказал, приготовился. Нет, ты у меня все-таки невероятная женщина!

– Не пытайся жалкой лестью отвлечь мое внимание. И талончик не выбрасывай, пригодится.

– Бусина, ну не злись! Я не мог поступить иначе, не мог, понимаешь?

– Не понимаю. Исчезнуть, не сказав ни слова! Я, как дура, оглядываюсь…

– Позволь уточнить – оглядывалась ты, как умная, золотая медаль и красный диплом это подтверждают.

– Сказала же – не подлизывайся. Не поможет.

– Да? – Кирилл тяжело вздохнул. – Жаль. А что поможет?

– Вразумительное объяснение твоей выходки. Или действительно живот прихватило, как решил мой папа?

– Если честно, я из-за Мирослава Здравковича так поступил.

– В смысле?

– Ну, он же и слышать ничего не хотел о помощи неизвестному человеку, и я его понимаю – всем действительно не поможешь. Просто… – он на мгновение запнулся. – Понимаешь, Олененок, там столько горя и боли, что я не смог уйти. Это сложно объяснить, это надо чувствовать. Причем боль уже стала хронической, густо перемешанной с отчаянием.

– Ты где сейчас? Ты нашел его?

– Нашел. Только это не он, это она.

– И кто эта она?

– Не знаю. Совершенно незнакомая женщина. Она стоит возле служебного выхода, явно ждет кого-то. Будь это мужик, я бы подошел, а так… сама понимаешь, вряд ли женщина станет откровенничать с незнакомцем. А вот с незнакомкой…

– Я поняла. Бегу. Возле какого из выходов она стоит?

– Возле А.

– Наш, между прочим. Нашего холдинга.

– А есть разница?

– Ты прав, нет.

Через пять минут Лана уже была возле служебного выхода А. Вернее, возле Кирилла, спрятавшегося за каким-то здоровенным кустом, растопырившимся на два метра в длину и полтора – в ширину.

– Ну что, она еще здесь?

– Да, вон там, возле будки охраны. Господи, как же тяжело! – Кирилл застонал и обхватил руками голову. – Как она живет с такой болью?!

– Кирюшка, а мы-то с тобой что можем сделать? – Голос девушки дрогнул, ее, если честно, гораздо больше волновало состояние любимого, а не посторонняя женщина. – Душевную боль надо в церкви лечить или у психотерапевта, кому что ближе.

– Бусина, если бы тут была только одна сплошная боль, я бы тебя не звал и сам не полез. Но там еще не умерла надежда, эта женщина пришла сюда за помощью.

– Но к кому?

– Надеюсь, скоро узнаем. А если нет – тогда ты подойдешь и попытаешься разговорить старушку.

– Ты знаешь, – Лана всмотрелась в измученное лицо пожилой женщины, одетой в черное платье, – а она вовсе не старуха.

– Ну как же – посмотри, волосы полностью седые, морщины.

– Ну и что? От горя седеют и молодые, а морщины появляются от слез. Ей на самом деле не больше пятидесяти.

– Откуда ты знаешь?

– На руки посмотри. И вообще, мы не о том говорим. Слушай, да она еле на ногах держится, посмотри, сейчас упадет!

Женщина действительно пошатнулась, схватилась рукой за горло, словно ей нечем было дышать, и начала медленно оседать на пол.