Поясню свою мысль на примере. Давайте допустим, что Pussy Riot провели свою эпатажную протестную акцию в театре. Сбили артистов с текста, помешали зрителям смотреть спектакль, за который, между прочим, деньги плочены… Одним словом, нанесли ущерб и нарушили права. Кто бы как ни относился к содержанию акции, а нарушение общественного порядка налицо и влечет за собой административную ответственность. Так вот, в светском правовом государстве для закона не существует разницы между срывом спектакля в театре и срывом молитвы в церкви. Точно так же, как не существует для него понятий «сакральность» и «богохульство». В светском правовом государстве закон защищает чувства молящихся в церкви в той же мере, в какой он защищает чувства зрителей в театре. И не более того. И никакими отдельными юридическими нормами государство устои веры и церкви не поддерживает.

Наши же православные фундаменталисты как раз и претендуют на то, чтобы чувства молящихся в церкви государство защищало особым законом, отличным от того, которым оно защищает чувства зрителей в театре. Чтобы в правовых нормах была зафиксирована некая «мистическая составляющая» чувств верующих. А это и есть подрыв принципов светского государства, от которого церковь отделена и никаким особым статусом не пользуется. То есть – покушение на устои цивилизации. Преступление особой тяжести и максимальной степени общественной опасности. Устои, как-никак.

Церковные мракобесы и не скрывают, что выступают против основ современной светской цивилизации, что отрицают принцип отделения церкви от государства, что претендуют на право определять обязательные для всех нормы. Об этом давно, постоянно и совершенно открыто говорит, например идеолог доминирующей в нынешней верхушке РПЦ МП группировки Всеволод Чаплин. А фактически поддержавшие притязания этой группировки следователь, прокурор и судья являются соучастниками ее преступной деятельности, да еще и использующими при этом свое служебное положение.

Мне могут возразить, что действующее законы не предполагают уголовной ответственности за «посягательство на устои цивилизации». Что само понятие «устоев», как и понятие «цивилизации», юридически весьма неопределенно и позволяет трактовать его достаточно произвольно. Согласен. Судить за это церковников в общем порядке и по общей процедуре невозможно. Они, в отличие от следователей, прокуроров и судей, формально законов не нарушают. Однако известны и чрезвычайные механизмы, действующие во времена социально-политических потрясений. В годы Великой французской и большевистской революций охраной нового порядка занимались революционные трибуналы, судившие никак не по формальным законам. Так что защита устоев – штука обоюдоострая.

То, что наша смешная Дума скоро утвердит статью об оскорблении религиозных чувств, меня – приверженца теории классовой борьбы как движущей силы истории – даже радует. Потому что это окончательно расколет общество. Здесь не тот случай, когда худой мир лучше доброй ссоры.

Будет именно то, о чем с тревогой предупреждают представители общественности. Оскорбленные в своих чувствах «православные» фанатики будут требовать запрета теории Дарвина, книг Вольтера и Рабле, рисунков Жана Эффеля, произведений русской классики. И судьи будут эти требования удовлетворять. Не всегда, но будут. Если и не решатся запретить произведение классика целиком, то возбранить цитирование отдельных мест им их бог точно велел. Цитировать точно будут с целью обидеть и разжечь. Так сказать, по мотивам вражды и ненависти.

Дело даже не в указаниях сверху. Судьи тоже люди и имеют собственные предпочтения, которыми они и будут руководствоваться при нашей общей правовой неряшливости. А в части общества (представленной в том числе и в судебных учреждениях) определенно есть запрос на пресечение любых вольностей. Потому что распустились. Совсем страх потеряли. Никого и ничего не чтут.

Сегодня во всем мире усиливается противостояние культур: «модернизированной» и традиционной. Базовой ценностью первой является допустимость критики любого общественного явления. Вторая основана на непререкаемости авторитета господствующей элиты. Достигается эта непререкаемость сакрализацией целого ряда общественных институтов и установлений. При соприкосновении этих двух культур первая постепенно размывает, разлагает вторую. Та отвечает взрывами агрессивного фундаментализма, пытающегося разрушить основы модернизированной культуры, навязав ей силой свои нормы.

Мне – человеку левых взглядов – ведомы пороки и грехи западной индустриальной цивилизации. Когда-то, во времена ее «бури и натиска», она бесцеремонно вгрызалась в традиционные общества, не щадя никого и ничего. Теперь это возвращается ей бумерангом. Но я не готов из-за этого отказаться от той свободы, которую мне эта цивилизация, при всех ее пороках, дает. И когда люди убивают за фильм, которого не смотрели, людей, которые этот фильм не делали, сначала надо пресечь творимое ими насилие, а уж потом разбираться в правомерности их чувств. Будучи давним оппонентом Юлии Латыниной по многим фундаментальным вопросам, не могу с ней не согласиться, когда она говорит о палаче с комплексом жертвы, навязывающем нам свои правила под видом самозащиты.

В роли такой же «профессиональной жертвы» выступает сегодня и РПЦ. Общество отмалчивалось, когда церковники вторгались со своим уставом в его жизненное пространство, в пространство светской культуры. Когда требовали запретить выставки и спектакли, ввести дресс-коды, когда навязывали школе уроки закона божия. Как же, ведь РПЦ столько десятилетий была гонима! Общество отводило глаза, когда она изгоняла вузы и музеи из занимаемых ими зданий в порядке возвращения церкви ее имущества. Как же, ведь ее 100 лет назад ограбили! И с ее претензиями легко соглашались те, кто падает в обморок при одной мысли о пересмотре результатов грабежа, проходившего на протяжении двух последних десятилетий. Так вот, дальше спекулировать на крови и страданиях своих умученных от большевиков предшественников у церковников не получится.

Клерикалы постоянно жалуются на то, что церковь подвергается целенаправленной травле со стороны враждебных ей сил. Ну и России, разумеется, враждебных. Право отождествлять себя с Россией РПЦ давно присвоила себе явочным, «захватным» порядком. На самом деле все ровно наоборот. Именно РПЦ ведет не оборонительную, а наступательную войну за установление своего доминирования в обществе, своего контроля над ним, за их законодательное закрепление. В этом РПЦ пользуется всемерной поддержкой властей, а вот систематического отпора со стороны общества она до сих пор не встречала.

Многие комментаторы задаются резонным вопросом: почему наиболее шумная часть так называемых православных столь настойчиво требует особой законодательной защиты своих чувств? Они что, самая незащищенная, уязвимая часть населения? Вроде людей с ограниченными возможностями и альтернативными способностями? Ирония здесь не вполне уместна, поскольку мы столкнулись не просто с «убогими», а с агрессивным, стремящимся к экспансии меньшинством.

«Социальный опыт показывает, что постоянная готовность оскорбить существует в неразрывной связи с постоянной готовностью оскорбиться», – пишет Лев Рубинштейн. Именно таковы всевозможные хоругвеносцы-тамплиеры и прочие «православные активисты» вроде гг. Босых и Энтео. Эти люди имеют такое же отношение к изначальному христианскому вероучению, какое палачи из НКВД имели к мечте об обществе без неравенства и угнетения. Они ненавидят все живое и стремятся его по возможности запретить. Они ненавидят свободу. Особенно ярко эта их тотальная ненависть выражается в крайней нетерпимости к любым проявлениям сексуальной свободы. В наших лучших тюремно-лагерных традициях они воспринимают сексуальные отношения как форму доминирования, подавления, унижения, наказания. И сама мысль о том, что эти отношения могут быть чем-то иным, для них возмутительна и нестерпима. По сути их сообщество является орденом борьбы не со злом в этом мире, а с самим этим миром, тоталитарной сектой сатанистов. Но именно они являются ударным боевым отрядом верхушки РПЦ.