Я был слишком юн, чтобы понять, что родители разошлись. Моего отца просто не было рядом. Пару раз я получал резиновые шлепанцы – мне говорили, что отец купил нам всем обувь.

У меня сохранилось единственное воспоминание о том, как я видел отца. Когда мне было четыре года, нам пришлось отправиться к нему в новый дом, чтобы посмотреть на новорожденного. Ну и поездочка выдалась! Мама разбудила нас утром, нарядила, и по невыносимой жаре мы пошли в центр Кхандвы, чтобы сесть на автобус. Я приглядывал за Шекилой, которую измучили долгая дорога и жара. На автобусе мы ехали всего пару часов, но с ожиданием и переходами поездка заняла весь день. Когда мы вышли из автобуса, пришлось еще час идти, и когда пришли на место, наступила ночь. Переночевали мы в прихожей дома, который принадлежал каким-то маминым знакомым, – в комнатах места для нас не нашлось, но ночи стояли теплые, поэтому мы не замерзли. По крайней мере ночевали не на улице. И только на следующий день, после того как мы перекусили хлебом с молоком, я узнал, что мама с нами не идет, – ей не разрешили. Поэтому нас всех четверых повел к дому отца какой-то знакомый родителей.

Несмотря ни на что – или, возможно, просто не обращая на неудобства никакого внимания, – я обрадовался, когда увидел отца на пороге дома. Нас провели в дом, я увидел его новую жену, ребенка. Похоже, эта женщина была добра к нам – приготовила для нас обед и оставила переночевать. Но среди ночи меня разбудил Гудду: он сказал, что они с Каллу «сваливают», и спросил, пойду ли я с ними. Я хотел только одного – спать. Я проснулся от громкого стука в дверь, папа пошел открывать. Какой-то мужчина видел, как мои братья сбежали в лес. Он боялся, что на них могут напасть тигры.

Позже я узнал, почему той ночью Гудду с Каллу сбежали – им не нравилось то, что происходило в нашей семье, и в знак протеста они решили убежать от отца и его новой жены. К счастью, позже, тем же утром, их нашли живыми и здоровыми.

Но одна проблема потянула за собой другую: в тот же день, стоя на улице, я видел идущих навстречу маму и отца, и понял, что он преследует маму. За ним шли еще двое. Не доходя до меня, мама неожиданно остановилась и повернулась к нему лицом. Они ругались, громко кричали друг на друга. К ним тут же присоединились другие, одни приняли сторону отца, другие – матери. Я понял, что, скорее всего, их ссора перерастет в стычку между индусами и мусульманами. Это уже было серьезное противостояние: индусы встали рядом с мамой лицом к лицу с мусульманами, поддерживавшими отца. Напряжение нарастало, было высказано много оскорблений. Мы, дети, подбежали к матери, не зная, что будет дальше, после этих криков и толкотни. А потом отец, к моему ужасу, швырнул небольшой камень прямо маме в голову. Я стоял рядом с ней, когда в нее попал камень; мама упала на колени, из головы полилась кровь. К счастью, этот жестокий поступок, похоже, шокировал всех присутствующих и охладил их пыл. Когда мы склонились над мамой, поддерживающие обе стороны начали расходиться.

Нас на несколько дней, пока мама не поправилась, приютила одна индийская семья. Они сообщили нам, что нашего отца забрала полиция и посадила на пару дней в камеру в местном полицейском участке.

Этот эпизод сохранился в моей памяти как пример смелости мамы, повернувшейся лицом к своим преследователям, но еще и как пример беззащитности бедняков в Индии. Признаться, нам просто повезло, что люди разошлись. Маму, а может быть, и ее детей вполне могли убить.

И тем не менее, вероятно, потому, что прошло так много лет, я хотел бы повидаться с отцом. Сложно, наверное, понять зачем – я ведь его почти не помнил, а то, что помнил, приятными воспоминаниями не назовешь. Но он был частью меня самого, частью моей жизни. Иногда родные должны прощать тех, кто когда-то поступил с ними неправильно. Однако, поскольку он жил не очень близко и к тому же я не знал, захочет ли он меня видеть, я решил, что эта встреча состоится в другой раз. Тогда я своими мыслями ни с кем не поделился, а поскольку повидаться с отцом я намеревался только с благословения семьи, то понимал, что должен быть очень осторожен, поднимая эту щекотливую тему. Мы поговорим об этом, когда я узнаю всех моих родных получше.

Поскольку я много времени проводил с родней, вновь знакомился с тем местом, где родился, часто в голову приходило слово, которое все, включая меня, часто повторяют, – «дом». Неужели я наконец-то нашел свой дом?

Я не знал. После того как я потерялся, мне повезло, что меня усыновили добрые люди, которые стали любящими родителями, и я не только жил в другом месте, но и вырос совершенно другим человеком, не таким, каким бы стал, останься я в Индии. Я не просто жил в Австралии, я считал себя австралийцем. У меня был родительский дом – дом семейства Брирли, я свил свое собственное гнездышко в Хобарте со своей девушкой Лайзой. Я знал, что там меня любят, там мое место.

Но когда я нашел Кхандву, свою индийскую семью, то почувствовал, что снова вернулся домой. Иногда просто чувствуешь: именно здесь твой дом. Меня здесь тоже любили, я был для всех своим. Раньше я об этом не думал, и объяснить подобное ощущение очень трудно. В этом городке я провел первые годы жизни, здесь жили мои родные.

Поэтому когда пришло время возвращаться в Хобарт – а наступило оно очень быстро, – было больно расставаться. Я пообещал маме, сестре и брату, что скоро вернусь. Побывав здесь, я понял, что у меня два дома, и с каждым ощущал духовную связь, пусть даже они находились в тысячах километрах друг от друга. Путешествие, в которое я отправился, чтобы ответить на вопросы, откуда я родом, еще не закончено. Я получил ответы на многие свои вопросы, но далеко не на все. Возможно, на оставшиеся ответов нет, но я все равно буду их задавать. Одно очевидно: путешествие из Австралии в Индию и обратно, между двумя моими домами, – мне судьбой предначертано совершить еще много раз.

Будучи в Индии, я получил письмо с искренними поздравлениями от моей подружки Асры, которая от родителей узнала о том, что я нашел свою семью. Все эти годы, с той поры, как мы с ней прилетели в Мельбурн, наши семьи продолжали общаться. Вернувшись в Хобарт, я позвонил ей, чтобы поделиться радостью, но и помня о том, что она, к сожалению, не сможет совершить такое путешествие – ее индийские родители умерли, оставив ее сиротой. Асра очень была рада за меня и спросила, что я намерен делать теперь, наконец обретя прошлое. Меня подхватил такой вихрь эмоций с тех пор, как я вернулся в Кхандву, что я не знал, что ответить.

Я мечтал только о том, чтобы найти свой дом, если повезет – свою маму. Вероятно, я думал, что это и будет конец моей истории, но оказалось, что на самом деле это скорее начало чего-то нового. Теперь у меня две семьи, и мне придется придумать, как их совместить – разные концы света, разные культуры.

Мои родители и Лайза облегченно вздохнули, когда я вернулся. Несмотря на то что мы каждый день общались по телефону, пока я был в Индии, они боялись, что есть вещи, которые я от них скрываю. Сначала они думали, что я опять могу исчезнуть. Потом Лайза стала волноваться о моей безопасности – я находился в одном из самых бедных регионов чужой страны, и кто знает, чего там можно было ожидать. И только вернувшись, я в полной мере осознал, как мое путешествие измотало им нервы.