Грейс сомневалась, что сумеет в точности передать слова герцогини, вдобавок вчерашний разговор оставил у нее неприятное чувство, но было бы невежливо дважды уклониться от ответа.

– Мадам говорила, что оскорбление – тонкое искусство, доступное лишь немногим, и высшее мастерство в том, чтобы не дать жертве почувствовать себя оскорбленной. – Она покосилась на герцогиню, ожидая, что та захочет ее поправить.

– Жертве не дано оценить красоту игры, – ехидно заметила герцогиня.

– Значит, тот, кто оскорбляет, наслаждается своим триумфом в одиночестве? – спросила Грейс.

– Ну, разумеется. А если даже стрела достигла цели, какая разница? – Герцогиня презрительно фыркнула и принялась за завтрак. – Мне не нравится этот бекон, – громко пожаловалась она.

– Вы всегда ведете такие замысловатые разговоры? – поинтересовался Джек.

– Нет, – честно призналась Грейс. – Последние два дня все идет не так, как обычно.

Никто не пожелал что-то к этому добавить. Возможно, потому что никому не хотелось нарушать молчание. Наконец Джек повернулся к герцогине и произнес:

– А я нахожу бекон превосходным.

Герцогиня оставила эту реплику без внимания, обратившись к компаньонке:

– Уиндем вернулся?

– Кажется, нет, – отозвалась Грейс и перевела взгляд на лакея: – Грэм?

– Нет, мисс, его светлость не возвращался.

Старуха недовольно поджала губы:

– Весьма безрассудно с его стороны.

– Еще довольно рано, – заметила Грейс.

– Он не предупредил, что не придет ночевать.

– А обычно герцог получает дозволение бабушки, если ему случается ночевать вне дома? – пробормотал Джек, несомненно, из чистого озорства.

Мисс Эверсли раздраженно поморщилась, но промолчала. Джек обворожительно улыбнулся в ответ. Ему определенно нравилось поддразнивать Грейс. Она это понимала и нисколько не сердилась, ведь этот несносный человек вышучивал и задирал всех без исключения.

Грейс повернулась к герцогине:

– Не сомневаюсь, его светлость скоро вернется.

Старуха все так же хмуро качнула головой.

– Я надеялась, что он будет здесь, чтобы мы могли поговорить начистоту. Но, полагаю, нам придется обойтись без него.

– Вы думаете, это будет разумно? – выпалила Грейс и тотчас прикусила язык. Ответ последовал незамедлительно: герцогиня смерила дерзкую компаньонку испепеляющим взглядом. И все же Грейс не жалела, что вызвала гнев госпожи. Было бы неправильно принимать важные решения в отсутствие Томаса.

– Лакей! – грозно рявкнула герцогиня. – Оставьте нас и закройте за собой дверь. – Когда слуги покинули комнату, старуха повернулась к Джеку и объявила: – Я хорошенько все обдумала.

– Я действительно думаю, что нам следует дождаться герцога, – вмешалась Грейс. В ее голосе слышались панические нотки. Она и сама не могла бы объяснить, почему так яростно защищает Уиндема. Возможно потому, что в последние пять лет жизнь в замке казалась ей сносной лишь благодаря Томасу, он единственный скрашивал ее унылое существование. И если Грейс еще не забыла, как звучит ее собственный смех, то этим она была обязана ему одному.

Ей нравился мистер Одли. Даже очень нравился, но она не могла позволить герцогине подарить ему за завтраком принадлежавшее Томасу право первородства.

– Мисс Эверсли, – возвысила голос старуха, намереваясь всыпать зарвавшейся компаньонке по первое число.

– Я согласен с мисс Эверсли, – произнес ровным тоном Джек. – Нам следует дождаться герцога.

Однако почтенная вдова не собиралась никого дожидаться. Она надменно вскинула голову, на лице ее появилось хорошо знакомое Грейс выражение злой решимости, или, вернее, капризного упрямства.

– Мы отправляемся в Ирландию. Завтра, если получится.

Обычно Джек встречал неприятности улыбкой. Разумеется, выслушивая приятные новости, он тоже улыбался, но в этом не было особой доблести – радостное известие вызывает улыбку у каждого. Подлинный талант нужен, чтобы заставить уголки губ загнуться вверх, когда поступил приказ, скажем, вынести ночной горшок или, рискуя жизнью, прокрасться в стан противника, дабы определить численность вражеских войск.

И все же, как правило, Джеку это удавалось. Он умел держать удар. Какие бы сюрпризы ни подбрасывала ему судьба, будь то возня с экскрементами или вылазка в лагерь французов, он лишь с ленивой усмешкой отпускал очередную остроту.

Ему не пришлось переламывать себя, добиваясь этого. Повивальная бабка, которая помогла ему появиться на свет, до конца своих дней клялась, что Джек – единственный из всех принятых ею младенцев, кто вышел из утробы матери с улыбкой на губах.

Джек не любил конфликтов и всегда старался избегать их. Тем примечательнее был его выбор – ремесло солдата, а затем и разбойника. Но, стреляя в безымянного лягушатника или снимая ожерелье с шеи откормленной английской аристократки, Джек не испытывал к ним никакой враждебности.

Для Джека конфликт всегда означал нечто личное. Предательство любовницы, оскорбление, нанесенное другом. Соперничество между братьями в погоне за отцовской похвалой, бедная родственница, вынужденная терпеть унижения и обиды. Презрительный жест, ехидное замечание, ощущение, что ты ненароком кого-то задел или оставил разочарованным.

Он давно обнаружил, что улыбка и остроумное замечание почти со стопроцентной вероятностью усмиряют злобу и снимают накал страстей. Еще невредно бывает сменить предмет разговора. Джек успешно пользовался этим приемом и крайне редко позволял вовлечь себя в беседу на тему, выбранную кем-то другим.

И все же на сей раз, когда герцогиня сделала свое неожиданное заявление (а ведь ему следовало это предвидеть), Джек лишь ошеломленно уставился на нее и пробормотал:

– Что, простите?

– Мы едем в Ирландию, – повторила старуха своим обычным властным тоном, с которым она, как подозревал Джек, должно быть, появилась на свет. – Нет другого пути докопаться до истины, кроме как отправиться туда, где совершилось бракосочетание. Надеюсь, в Ирландии ведутся церковные записи?

Господи, да она, наверное, думает, что все ирландцы безграмотны? Джек подавил желание съязвить в ответ и сухо бросил:

– Разумеется.

– Хорошо. – Герцогиня снова принялась за завтрак. Похоже, план действий она успела обдумать заранее. – Мы выясним, где венчались твои родители, и раздобудем запись о заключении брака. Это единственный путь.

Джек поймал себя на том, что нервно сплетает и расплетает пальцы под столом. Его вдруг бросило в жар, кожа горела, словно кровь готова была выступить сквозь поры.

– Вы не хотели бы послать кого-то вместо себя? – спросил он.