Она не осознавала, что все еще медлит на ступеньках крыльца, пока лорд Сен-Клер не спросил с тревогой:

– Что с вами, леди Эмма?

Стараясь вернуть утраченное самообладание, Эмили выдавила на лице вымученную улыбку.

– Ничего особенного. Просто… у меня с утра слегка болела голова, вот и все, а на солнце боль чуть-чуть усилилась.

– Если у тебя болит голова, я уверена, что Сен-Клер согласится отложить поездку, – вмешалась леди Данди.

– Конечно, вне всякого сомнения, – отозвался лорд Сен-Клер с явным разочарованием. – Может, вам лучше присесть?

Эмили ужасно хотелось ответить «да», убежать в дом и объявить, что головная боль не позволяет ей ехать. Но если она трусливо сбежит, Джордан еще больше уверится в том, что она – самозванка.

Его насмешливая улыбка заставила ее решиться.

– Нет, все в порядке. Я ни за что в жизни не откажусь от этой экскурсии!

Когда они спустились с крыльца, лорд Сен-Клер помог леди Данди подняться в экипаж и последовал за ней, оставив Эмили с Джорданом. Их соприкосновение, когда он подсадил ее в карету, было таким кратким, что со стороны его вообще нельзя было заметить, но Эмили прочувствовала его всем своим существом. Его пальцы, ловкие и сильные, сжавшие ее затянутую в перчатку руку… его бедро, коснувшееся ее юбок… его вторую ладонь, подтолкнувшую ее в спину, горячую и крепкую, и до боли знакомую.

Хорошо хоть, что ей не пришлось сидеть рядом с ним. Лорд Сен-Клер учтиво занял место напротив графини, предоставив Эмили возможность усесться рядом с леди Данди.

Однако сидеть напротив Джордана оказалось не лучше. Его карета, конечно же, была просторной, но не настолько, чтобы помешать его обутым в мягкие сапоги ногам касаться ее ботинок. Когда карета тронулась, он вытянул вперед ногу рядом с дверцей. Затем Эмили почувствовала, как икры их ног соприкоснулись, но пышные юбки девушки скрыли этот его маневр от леди Данди.

Эмили вздрогнула и стрельнула в него глазами. Неужели он это сделал нарочно? Их взгляды встретились. Глаза графа, понимающие и грешные, ясно сказали ей, что да, он сделал это намеренно. Когда он улыбнулся, многозначительно окинув взглядом ее наряд, внутри у нее все начало плавиться.

Не имело значения, что на ней было весьма респектабельное выходное платье с наброшенной поверх него накидкой, а на ногах – плотные чулки. Ничего не значило и то, что руки ее были закрыты перчатками, а почти все волосы скрыты под шляпкой, оставляя открытым одно только лицо.

С таким же успехом она могла быть полностью обнаженной. Эмили ощущала его взгляд каждой клеточкой своей кожи, словно запретную ласку. Затем он погладил ступней ее ногу, осторожно, неторопливо, заставляя ее кровь закипеть в жилах, растекаясь горячей струей по всему телу.

Она постаралась как можно более незаметно убрать ногу. Нахал только подвинул свою в том же направлении и на этот раз с откровенной наглостью крепко прижался к ней. Эмили уже не имела возможности незаметно для окружающих отодвинуться еще дальше. Чтоб ему пусто было!

Она попыталась не обращать внимания на его ногу, так интимно прижимавшуюся к ее собственной, уговаривая себя, что это пустяки, потому что на нем высокие гессенские сапоги, а на ней плотные чулки и ботинки.

Но когда он снова стал гладить ее ногу неспешными чувственными движениями, у нее перехватило дыхание. Карета внезапно показалась ей слишком тесной.

Эта ласка возбудила сильное порочное желание в самых интимных частях ее тела, и она невольно содрогнулась.

– Вам холодно, леди Эмма? – спросил Джордан насмешливым тоном.

Она бросила на него умоляющий взгляд, но он улыбнулся и умышленно провел носком сапога вверх по ее икре, снова возбудив нечаянную дрожь.

Граф с удовлетворением ухмыльнулся:

– Может быть, вам нужно одеяло? Я уверен, что где-то здесь было одно.

– С-со мной все в п-порядке, лорд Блэкмор, – удалось ей произнести с запинкой. – Мне вполне удобно, благодарю вас.

Лорд Сен-Клер внимательно посмотрел на нее, и когда Джордан носком сапога провел по ее лодыжке, сердито нахмурился, заставив ее подумать, что он заметил это.

– Давай расскажем дамам об этой коллекции, Джордан, – внезапно предложил виконт суровым голосом.

Граф улыбнулся Эмили, не придавая значения неодобрению друга.

– Непременно. Рассказывай ты!

Лорд Сен-Клер немного помедлил. Затем, со значением взглянув на Джордана, сказал:

– Коллекция представляет собой собрание прекрасных, бесценных скульптур из Парфенона. Лорд Элгин доставил их в Англию, когда был послом его величества в Греции, и два года назад продал Британскому музею. Сейчас они выставлены для обозрения.

– Доставил их в Англию? – хмуро переспросил Джордан, перестав двигать ногой. – Скажи лучше, что он украл их, точно так же, как если бы он влез к кому-нибудь в дом ночью и стащил фамильное серебро.

Было заметно, что друзья неоднократно спорили на эту тему и раньше.

Лорд Сен-Клер взглянул на юбки Эмили и с лукавой улыбкой продолжал:

– Но, Джордан, Элгин получил разрешение на их вывоз от правительства Османской империи.

Джордан насмешливо фыркнул и выпрямился на сиденье, отдалившись тем самым от ног девушки.

– Ты мог бы еще сказать, что он получил разрешение от Наполеона! Турки захватили Грецию точно так же, как Наполеон захватил Италию. Они не имели права разрешать грабить Парфенон. Элгину следовало бы спросить разрешения у греков. Но он этого не сделал, и, как я слышал, они совсем этому не рады.

Теперь, когда Джордан перестал ее беспокоить, Эмили заинтересовалась разговором.

– Я не совсем понимаю. Он просто забрал эти скульптуры из Парфенона и перевез их сюда?

– Именно так он и поступил. – Глаза Джордана внезапно вспыхнули. – Благодаря Элгину половину Парфенона по кускам переправили в Англию. Это ужасающе обезобразило храм.

– Но, Джордан, – вступился лорд Сен-Клер, – храм и так уже был разрушен турками и бог знает кем еще. Греки совсем не заботились о нем. И если бы этого не сделал Элгин, вывезти скульптуры могли бы, например, французы.

– Французы по крайней мере не стали бы шесть лет гноить их в сырости, обрекая на разрушение, пока Элгин старался убедить Британский музей купить их. Ты думаешь, от этого статуи стали лучше? Мой знакомый из музея – человек, ответственный за их реставрацию, – сказал, что скульптуры очень попортились от пребывания во влажной атмосфере Лондона все это время. Какое право имел Элгин разрушать исторический памятник огромной важности, принося его в жертву своим личным целям?

– Но как же в обществе могли допустить, что ему удалось это сделать? – спросила Эмили, потрясенная чудовищностью деяния.

Джордан сказал с раздражением: