— Где Старший Змей? — спросил усач, не затрудняя себя приветствиями, но в это время на лестнице появился Эрик, и весь его вид говорил о том, что он крайне удивлен.

— Я Старший Змей, — сказал он. Похоже, работа в лаборатории была в самом разгаре: рукава белой рубашки Эрика были закатаны по локоть, от черных прорех на кожаном фартуке поднимался дымок, а правая линза очков дала трещину, но Эрик, похоже, этого не замечал. — Кто вы, господа, и что вам угодно?

— Я Маркус Хелленберг, старший советник инквизиции, — отрекомендовался усач. — Мне был дан приказ доставить груз в ваше поместье и передать его содержимое в лабораторию, — он негромко кашлянул, словно ему было трудно говорить, и закончил: — У нас мало времени, господин Эверхарт. Очень мало.

По лицу Эрика скользнула тень плохо скрываемого раздражения, но он решил не спорить с инквизицией.

— Поднимайте, — он махнул рукой в направлении лаборатории и спросил: — Кем был отдан приказ?

— Моим руководством, — сдержанно ответил Хелленберг. Эрик вздохнул, посмотрел в сторону Брюн, но она почувствовала, что он просто не заметил ее. Неслышно появился Альберт: только что его не было — и вот уже стоит за спиной Брюн.

— Хорошо, — вздохнул Эрик, смиряясь с неизбежным. — Идемте.

Лаборатория была ярко освещена, и в этом свете сходство контейнера с гробом было неприятным и очевидным. Носильщики поставили его на пол в самом центре лаборатории и, повинуясь нетерпеливому жесту Маркуса, вышли за дверь. Эрик склонился над контейнером и сказал:

— Кажется, я понимаю, что там. Это ведь вы написали мне то письмо?

Инквизитор отвел взгляд.

— Да. Я, — коротко ответил он. — Но деньги, которые вы получили, не мои.

Эрик устало посмотрел в сторону Брюн и Альберта, стоявших поодаль, и проговорил:

— Открывайте. Время дорого.

Контейнер открывался просто: Маркус стукнул носком ботинка по сверкающему боку, и металлическая крышка с грохотом отвалилась вправо, едва не придавив ногу Эрика. Брюн вскрикнула и тотчас же зажала рот ладонями. Альберт успокаивающим жестом опустил руку на ее плечо.

В контейнере лежал Дерек Тобби — мертвенно-бледный, в том же одеянии, в котором его сбросили с обрыва с петлей на шее. Впрочем, петли не было, а красная лента, стягивавшая руки, была на месте. Эрик склонился над бывшим министром, всмотрелся в мертвое лицо и спросил:

— Вы знаете, сколько раз его воскрешали?

— Трижды, — с готовностью ответил Маркус. Вытащив из ножен узкий стилет, он перерезал алую ленту, и руки мертвеца безвольно упали по бокам.

— Какая все-таки великая жажда жизни, — пробормотал Эрик. Возле окна на специальной подставке расположились сверкающие пластинки новых артефактов — Брюн подумала, что все эти дни Эрик работал именно над ними. Повинуясь жесту брата, Альберт подтащил подставку к контейнеру с мертвецом, и Эрик произнес:

— Что ж, будем надеяться, что это запустит сердце, — произнес Эрик. — И сможет вернуть нам господина Тобби в разумном состоянии.

Брюн с ужасом подумала, что с ними будет, если Тобби не оживет. Вряд ли его товарищ станет церемониться с незадачливым воскресителем. Один артефакт опустился на грудь Тобби, второй лег на лоб, третий и четвертый поместились в ладони. Эрик быстрыми отточенными движениями соединил их заранее подготовленной сетью из серебряных проводов, выпрямился и сказал:

— Все. Реакция пошла. Теперь остается только ждать.

Брюн подошла и, помедлив, взяла его за руку. Эрик благодарно улыбнулся, сжал ее пальцы.

Некоторое время ничего не происходило. Затем по серебряной сетке пробежали, потрескивая, бледно-голубые огни, в лаборатории пронзительно запахло горелым, и мертвец в контейнере вздрогнул, выгибаясь колесом. Руки вскинулись, упали, застучали по краям контейнера, и Брюн почувствовала, как колени наполняет вязкой обморочной слабостью, а пол уходит из-под ног. Маркус грязно выругался, рванулся к контейнеру, и Эрик прорычал:

— Не трогать! Собьете реакцию — я его не вытяну!

Инквизитор послушно попятился. На его побелевшем лице был ужас и надежда.

Спустя несколько долгих минут сияние угасло, и мертвец обмяк на дне контейнера. Стало тихо — пронзительное безмолвие нарушало лишь легкое потрескивание над сгоревшими артефактами. Брюн неотрывно смотрела на контейнер, сжимала руку Эрика и молилась — сама не зная, кого и о чем просит.

Потом она услышала вздох. На край контейнера легла рука, и голос Тобби едва слышно позвал:

— Аурика…

* * *

Эрик никогда не думал, что в одну неделю можно вместить столько событий.

Лютеция, конечно, была одним из главных — вернее, не сама Лютеция, а то, что произошло в ее доме.

Дом достался Лютеции в наследство от покойного мужа, и когда-то был роскошным, возможно, даже самым красивым в столице, но теперь переживал далеко не лучшие времена. В неровно подстриженной живой изгороди, небрежно высаженных цветах, приоткрытой двери гаража, где в тени дремал самоходный экипаж, облезающей позолоте на статных фигурах атлантов возле входа чувствовалось наступление тяжелых времен.

«Неудивительно, что она ухватилась за меня, — с грустью подумал Эрик, отстраненно поглаживая бедро Лютеции и откликаясь на ее жадные поцелуи ровно в той степени, которая нужна была для того, чтоб скрыть нарастающее презрение. — Старая любовь не ржавеет, а деньги Эверхартов — заманчивый кусок. Можно и притвориться».

В дом они вошли почти бегом — поднимаясь за Лютецией на второй этаж, в спальню, Эрик невольно обратил внимание на отсутствие слуг. То ли они были заняты делами и не хотели попадаться на глаза, то ли их было настолько мало для такого большого дома, что Лютеция велела им не высовываться при госте. А она явно спланировала эту встречу и наверняка продумала и свой образ до деталей, и позиции, в которых собирается отдаться.

Спальня Лютеции, светлая и просторная, выходила окнами на юг, в цветущий сад. Все было приготовлено к любовному свиданию: постель разобрана и застелена белоснежным шелковым бельем, цвет которого прекрасно оттенит нежную кожу хозяйки, на прикроватном столике бутылка шипучего южного, хрустальные бокалы и крупно наломанный черный шоколад для поднятия тонуса. Эрик мягко отстранил Лютецию, которая повисла у него на шее и не собиралась размыкать рук, сел на кровать и взял бутылку — спиртное могло бы помочь ему принять окончательное решение.

Видит Господь, это было тяжело.

— Это лучшее вино в столице, — ослепительно улыбнулась Лютеция, взяла бокал. Эрик выкрутил пробку, и золотистая струя с веселым шипением ударила в хрусталь.

— Ты, я смотрю, подготовилась, — небрежно проронил Эрик. Улыбка Лютеции стала еще слаще, словно говорила: «Зачем тратить время на разговоры, когда можно провести его намного приятнее?»

— А как же, — Лютеция пригубила вина, поставила бокал на столик и, глядя Эрику в глаза, потянула за едва заметную нить на рукаве платья. Ткань зашелестела, соскальзывая вниз, и через несколько мгновений Лютеция была полностью обнажена. Белья она не носила. На мгновение Эрик залюбовался ей настолько, что решимость почти покинула его. Женщина, сидевшая с ним рядом, была невероятно, недостижимо прекрасна — и всем сердцем желала принадлежать ему. Похожая на античную статую из розового мрамора, она почти светилась в солнечных лучах. Эрик протянул руку, скользнул пальцами по ее ключицам и быстро перевел их вниз, к крупной груди. Лютеция томно прикрыла глаза, потянулась за прикосновением.