– Но вы с ним все равно встречались.

– Всего один раз!

– Все равно. Зачем?

– Это личное, – уклонилась от прямого ответа Жанна Альбертовна. – Но думаю, эта встреча заставила его думать, что я простила его. Потому он и прислал мне это приглашение.

– А на самом деле вы его не простили?

Глаза Жанны Альбертовны влажно блеснули.

– Мне трудно говорить об этом, – призналась она. – Эдик был моим любимым братом. Он был такой выдумщик! С ним никогда не было скучно. И хотя я понимаю, что он вырос моральным уродом, и наша семья была совершенно права, когда отвернулась от него, но иногда… Иногда мне хочется думать, что ничего этого не было. Что просто произошла чудовищная ошибка. И Эдик ни в чем не виноват.

– А этого не могло быть?

– Нет, – вздохнула Жанна Альбертовна, и голос ее вновь посуровел. – Эдик был именно тем, чем он и был. Мерзавцем и преступником! И мне стыдно, что он мой брат!

Но слова Жанны Альбертовны никак не объясняли загадочного исчезновения приглашения на свадьбу, которое Петеросян прислал своей сестре, но которым она так и не воспользовалась.

– Зато, похоже, им воспользовался кто-то другой! – сказала Кира.

– Что вы хотите этим сказать? – удивилась Жанна Альбертовна. – Что кто-то украл это приглашение? Но кто мог это сделать? У меня бывают только близкие друзья и родственники.

– Вот именно! – многозначительно произнесла Кира. – Родственники!

– Но зачем? Никто не хотел идти на свадьбу к Эдику!

– Кому-то могло понадобиться поговорить с ним наедине! – сказала Кира. – И этот человек счел, что на свадьбе это будет сделать проще всего.

– Не понимаю, – пробормотала Жанна.

Подруги тоже не до конца понимали. Но у них появилась одна мысль.

– Позвольте, я покажу вам один рисунок, – сказала Кира, извлекая из сумочки копию того рисунка, который сделала Настя. – Вам знаком этот браслет?

– Вы хотите сказать, что брошь?.. – едва глянув на рисунок, произнесла Жанна Альбертовна.

– Брошь? Нет, это браслет!

– Эту вещь можно было носить и как брошь, и как браслет, – сказала женщина.

– Значит, она вам знакома? – обрадовались подруги. Отлично! Хоть какая-то ниточка!

– Конечно, знакома! – кивнула Жанна Альбертовна. – Одного я не могу понять: откуда у вас этот рисунок? Вы что, видели эту драгоценность? Где?

– На одной молодой женщине, – сказала Кира.

Ответ поразил Жанну Альбертовну до крайности. Она сильно вздрогнула, и от ее лица отлила вся краска.

– Вы имеете в виду реальную женщину? Не старинный портрет?

– Да.

– Но этого не может быть, – прошептала Жанна Альбертовна, и руки ее мелко задрожали.

– Почему?

– Понимаете, эта вещь считалась нашей семейной реликвией, – торопливо заговорила Жанна Альбертовна, причем было видно, что ее волнение, которое она испытывает, неподдельное. – Эта брошь-браслет находилась в тайнике в числе других фамильных ценностей нашей семьи.

– А их было много?

– Думаю, что да, – кивнула Жанна. – До революции наша семья не только не испытывала нужды, но была очень и очень богата. И многие поколения женщин нашего рода владели семейной коллекцией драгоценностей.

– И кто положил ей начало?

– Кажется, одна из моих прапрабабушек была замужем за графом, служившим послом во Франции. Она и положила начало коллекции, драгоценности из которой и передавали у нас от матери к дочери.

– Этот браслет тоже?

– Эта вещь и еще многие-многие другие.

И Жанна Альбертовна взяла в руки сделанный Настей рисунок. Она поглаживала завитушки на виноградной лозе и чему-то улыбалась.

– Этот браслет буквально врезался мне в память, – произнесла она наконец. – Я помню, как моя мама надевала его, когда я еще была совсем маленькой.

– Вы это точно помните?

– Ничто не сравнится по яркости с воспоминаниями раннего детства.

– И что случилось с драгоценностями потом?

– Потом их у нас украли, – сказала Жанна Альбертовна. – Ограбили сейф, где хранились реликвии нашего рода.

– Это случилось еще в Ереване?

– Нет, до войны и после эвакуации моя семья жила тут, в этом городе.

– В Питере?

– Тогда он назывался Ленинград.

– И почему уехали?

– Так получилось. Во время войны наша семья уехала в эвакуацию, потом вернулась, бабушка и дедушка остались, а мы с мамой и папой снова уехали. Уже в Ереван, на родину моего папы.

– Значит, драгоценности были похищены в Ленинграде?

– Да, но много-много лет назад.

– Можно уточнить, когда именно?

– Моя бабушка еще носила эти украшения, – задумчиво сказала Жанна. – Сохранились фотографии, где она в них. И ее сестра тоже. Моя мама их носила, это я вам уже тоже сказала. А вот уже мне эти драгоценности носить не пришлось. Разве что в самом раннем детстве, когда мама давала их мне померить и поиграть с ними.

– Выходит, эта пропажа случилась во время войны? – предположила Кира самый очевидный вариант.

Конечно, во время войны и не такие пропажи случались. Но Жанна Альбертовна имела свое мнение на этот счет. Она даже обиделась на подруг.

– Неужели я так старо выгляжу?

– Нет, но…

– Я же вам говорила, что в детстве играла этими драгоценностями. Пропажа случилась после войны, – ответила женщина. – Потому что я хорошо помню: больше всего бабушку всегда расстраивало то, что они сумели сохранить семейные реликвии во время войны, во время эмиграции и во время голода и послевоенной разрухи. А вот когда в стране наступило относительное благополучие, мы их лишились одним махом!

Но, увы, никаких подробностей этого дела Жанна Альбертовна не знала. Но бралась уточнить их у своих более пожилых родичей, которые должны были хорошо знать подробности семейной трагедии.

– А этот рисунок, если вы не возражаете, я бы хотела оставить на время у себя, – сказала она на прощание подругам, показывая на браслет с виноградными листьями. – Потому что я могу чего-то не запомнить или ошибиться. Детская память носит избирательный характер. И отличается от памяти взрослого человека.

– Конечно, – согласилась Кира. – Покажите своим родственникам. Может быть, это совсем и не та вещь. А вам только показалось, что вы ее узнаете.

Но Жанна Альбертовна покачала головой.

– Сердце подсказывает мне, что это она. И это поразительно! Ведь если нашлась одна вещь из похищенного, она может вывести на след остальной коллекции!