В кресле сидела аккуратно одетая пожилая женщина и тихим, с саднением голосом рассказывала свою историю. Периодически останавливалась, чтобы вытереть слезы.

– Я живу в постоянном стрессе… У мужа рак легких. Диагноз поставили два года назад. Тогда врачи сказали, что операцию делать поздно и что жить ему осталось один-два месяца. Но вот уже прошло два года – до сих пор ждем… Я не могу с ним расстаться. Постоянно о нем думаю. Вот сейчас здесь сижу, а мысли о нем.

– Как Вам сейчас?

– Мне очень тяжело.

Страх грядущих изменений, одиночества и смерти. И уже не экзистенциальный страх, а вполне реальный и осознаваемый. Эта тема не впервые звучит в моем кабинете. И всякий раз я немного волнуюсь. Передо мной пожилой человек, большая часть жизни которого прожита (если рассматривать в линейном времени). Смотрит на меня глазами, полными надежды или уже безнадежности? И мне предстоит подобрать такие слова, которые бы помогли пересмотреть ее теперешнюю позицию и подтолкнуть к новому осознанию. Но к какому?..

Несколько месяцев назад умерла моя бабушка… Что я тогда чувствовала, что чувствую сейчас? Впервые за последние годы я почувствовала весомость и тотальность понятия «никогда». Я уже НИКОГДА не смогу ей улыбнуться, поговорить с ней, сделать ей что-то приятное. А она НИКОГДА не сможет почувствовать этого.

Как важно проживать и переживать каждый момент ЖИЗНИ полно, искренне, тотально… всегда… и в общении с собой, и в общении с другим… и тогда, возможно, не будет так сильно давить тотальное «никогда»…

Вспомнила курс по экзистенциальной терапии:

«…Важно помочь человеку научиться жить.

Смерть – есть условие, дающее нам возможность жить аутентичной и свободной жизнью…»

И слова Карлоса Кастанеды о необходимости помнить о смерти для того, чтобы жить полноценной жизнью.

По моим наблюдениям за пожилыми людьми, тревогой смерти больше охвачены те, кто мало вовлечен в жизненную активность, кто избегает полноты сегодняшних переживаний, кто переносит ответственность за неудовлетворительную жизнь на смерть, что я и наблюдала в данном случае.

– Расскажите, как Вы живете, с кем, что еще в семье происходит?..

– Мы живем с двумя сыновьями и снохами. Дома как ад. Раньше все было хорошо, когда младший сын не был женат. Но несколько месяцев назад он женился. Старшая сноха не взлюбила младшую, и в доме постоянные ссоры. Собираемся разменивать квартиру. Я прошу ее повременить пока… ну пока…

Она замялась и вопросительно-понимающе посмотрела на меня, как будто я должна была догадаться, о чем речь:

– А сноха ни в какую…

Женщина заплакала сильнее, только все также тихо…

– В Вашем повествовании была одна фраза, которая особенно привлекла мое внимание. Рассказывая о болезни супруга и о прогнозах, Вы сказали: «До сих пор ждем…». В этом кроется какое-то противоречие: с одной стороны вы хотите продолжать жить с ним, с другой стороны как будто ждете смерти…

Женщина на секунду опешила:

– Да, это так. Я все время боюсь этого. Я молю Бога, только бы смерть его была спокойная, быстрая, легкая…

– Вы молитесь о его смерти?!

Повисла пауза… потом нерешительное:

– Да… но как же мне?..

– Ваша ошибка в смещении акцента с жизни на смерть, с того, что есть, на то, чего нет. Молитесь о качестве его жизни, а не о качестве смерти. Ваш супруг жив. Вы молитесь за его жизнь сейчас?

– Да, я всячески его оберегаю от переживаний, хочу, чтобы ему было спокойно. А тут еще сноха со своим разменом. Он знает про размен, переживает за меня. Он такой веселый у меня… Говорит, вот мог бы я ходить, всем бы тумаков надавал за тебя. Я поплачу где-нибудь, а потом только к нему прихожу, чтобы не знал, что я переживаю, и сам бы не переживал.

– Вы прячете от него переживания и хотите, чтобы ему было спокойно?

– Да.

– То есть вы ему лжете, одевая маску спокойствия?

– Да, чтобы ему было спокойнее.

– Знаете, когда человеку спокойнее всего и уже нет никаких переживаний?!

Она внимательно смотрела мне в глаза.

– Да-да. Когда он мертв. Смерть – это и есть отсутствие любых переживаний и полный покой. Лишая супруга переживаний, вы обедняете его жизнью. Переживания, любые, в том числе за Вас, продляют ему жизнь. Пока ему есть за что переживать, ему есть для чего жить. И его организм будет всячески бороться за это, в этом для него смысл жизни. И еще. То, что я сейчас скажу, покажется еще более парадоксальным. Ситуация со снохой, эти ссоры и волнения также поддерживают его жизнь. Если бы все в семье было нормально, он со спокойной душой, без волнений за Вашу жизнь без него мог бы Вас оставить. Сейчас он не может уйти, так как боится, что Вы не справитесь с ситуацией в одиночестве.

– Да, он так и говорит.

– Он сам вам дает подсказки, как себя с ним вести. Делитесь с ним своими переживаниями, рассказывайте. Интенсивные переживания жизни поддерживают активность организма, эмоции активизируют головной мозг – это его способ продлить жизнь.

Женщина совсем перестала плакать:

– Мне стало как-то… по-другому.

Моложавая женщина ждала меня в коридоре.

– Проходите. Слушаю Вас.

– Мне плохо: чувства тревоги, одиночества, бессилия, плохой сон, ухудшилась память, давление часто поднимается. Это началось после несчастья.

Женщина залилась слезами… и продолжила:

– Год назад у меня умер муж. Мы прожили двадцать лет. А сейчас я совсем одна. У меня больше никого нет. Детей нет.

– Я понимаю, что Вам тяжело это вспоминать. И все же расскажите подробнее, как Вы живете с тех пор, чем занимаетесь.

– Я осталась совсем одна. Я проплакала весь год – в три ручья.

Периодически замолкала, чтобы всплакнуть, вздохнуть, что-то вспомнить. Затем продолжала:

– Год было невыносимо. Сейчас чуть легче. Только мне так плохо в моем одиночестве. Не знаю, чем занять себя от этих воспоминаний.

– Вы, вероятно, что-то предпринимали уже, чтобы облегчить свое состояние?

– Кота завела – все есть о ком заботиться. Прихожу домой – вроде не одна. Подруга в гости приезжала – мы с ней в кино, театры ходили, давление нормализовалось. Мне легче было, не замечала, как время пролетело. А после ее отъезда – я опять распустилась. Ругаю себя, а ничего поделать с собой не могу, не знаю, что делать. Вот в бассейн записалась, музыкальные кассеты на ночь слушаю. А что еще?

Она вопросительно посмотрела на меня.

– Скажите, а насчет работы Вы размышляли…