– Тогда вы получите реальные доказательства существования загробной жизни. Не надо лишний раз себя накручивать. И держите язык за зубами.

– О, вот за это я могу поручиться, – сказала Люси. Она не слишком убедительно улыбнулась обкусанными губами. – Последнее, чего мы хотим, – это увидеть портрет нашей дочери на обложке какого-нибудь бульварного журнала.

– Хвала Всевышнему, никто из других родителей не видел этого ее трюка с ложками, – вздохнул Дэвид.

– Но главный вопрос для меня пока остался без ответа, – заметил Джон. – Как вы считаете, она сама понимает, насколько отличается от других?

Стоуны переглянулись.

– Я… Нет, мне так не кажется, – сказала Люси после паузы. – Хотя после случая с ложками… Мы сами слишком бурно отреагировали на это.

– Вы бурно отреагировали в своих мыслях, – возразил доктор. – Она могла ничего не понять. Немного поплакала, а потом пошла веселиться со всеми как ни в чем не бывало. Улыбалась во весь рот. Не было ни шума, ни скандала, ни наказания, ни упреков. Так что мой вам совет: пусть все идет своим чередом. Когда она станет чуть постарше, можно будет предостеречь ее, чтобы воздерживалась от демонстрации своего дара, например, в школе. А в целом следует обращаться с ней как с нормальным ребенком, каковым она по большей части и является. Верно?

– Верно, – кивнул Дэвид. – У нее же нет никаких внешних проявлений вроде пятен, опухолей или третьего глаза.

– Третий глаз у нее как раз есть, – возразила Люси, вспомнив рубашку, в которой родилась Абра. – Пусть он и невидим.

Джон поднялся.

– Я попрошу племянника распечатать все материалы и пришлю их вам, если это интересно.

– Да, мне, например, очень интересно, – сказал Дэвид. – И, как мне кажется, наша любопытная старушка Момо тоже заинтересуется.

Он чуть наморщил нос, что не укрылось от Люси, которая нахмурилась.

– А пока наслаждайтесь обществом своей дочурки, – напутствовал их Джон. – Судя по тому, что я видел, она совершенно очаровательная девчушка. Все образуется.

И какое-то время казалось, что он был прав.

1

Наступил январь 2007 года. Обогреватель работал на полную мощь, но в башенке Дома Хелен Ривингтон все равно было холодно. Северо-восточный ветер, порывы которого со стороны гор достигали пятидесяти миль в час, нес на сонный город Фрейзер обильный снегопад. Назавтра к полудню, когда буран почти прекратится, сугробы у некоторых зданий на Кранмор-авеню достигнут в высоту двенадцати футов.

Холод не слишком досаждал Дэну: он спал под двумя плотными одеялами, и ему было тепло, как ломтю хлеба в тостере. Но ветер проникал в его голову, как ухитрялся проникать в щели дверей и окон старого викторианского особняка, который Дэн считал теперь своим настоящим домом. Во сне он как будто снова слышал завывания ветра под скатом крыши отеля, где ему в детстве довелось провести зиму. Во сне он и был все тем же маленьким мальчиком.

Он на третьем этаже «Оверлука». Мама спит, а папа сидит в подвале, просматривая старые бумаги. Это называется ИССЛЕДОВАНИЕМ. А МАТЕРИАЛЫ ИССЛЕДОВАНИЯ необходимы для книги, которую папа собирается написать. Дэнни не разрешалось находиться здесь, как не разрешалось притрагиваться к универсальному ключу, который он сжимал в руке, вот только он не смог побороть искушение. А сейчас он стоит и пристально смотрит на закрепленный на стене пожарный шланг. Он свернут и напоминает змею с латунной головой. Спящую змею. Конечно, никакая это не змея – он видит брезент, а не чешуйки, – но все равно очень похоже.

Иногда это и есть змея.

– Давай! – шепчет он в своем сне. Его трясет от страха, но он не может остановиться. А почему? Потому что он проводит свое ИССЛЕДОВАНИЕ, вот в чем причина. – Давай же! Укуси меня! Ага, не можешь? Потому что ты всего лишь тупой пожарный ШЛАНГ!

Но наконечник тупого шланга поворачивается, и совершенно неожиданно Дэнни смотрит прямо ему в отверстие. Или, быть может, прямо в пасть. Единственная прозрачная капля свисает из черной дыры, постепенно вытягиваясь. И из нее на Дэнни глядят его собственные расширенные от ужаса глаза.

Капля воды или капля яда?

Это змея или шланг?

Кто знает, мой дорогой Ром? Кто знает?

Оно шипит на него, и страх подскакивает к самому горлу из учащенно бьющегося сердца. Так шипят гремучие змеи.

А потом наконечник шланга-змеи скатывается с брезентовых колец и с глухим стуком падает на устланный ковром пол. Снова шипение, и Дэнни понимает, что должен отступить назад, прежде чем латунная голова рванется к нему и укусит, но он словно примерз к месту, а шипение продолжается…

– Проснись, Дэнни! – доносится откуда-то голос Тони. – Проснись, проснись!

Но только он не может проснуться, как не в силах пошевелиться, ведь это «Оверлук», они заперты в снежном плену, и все изменилось. Шланги превращаются в змей, мертвые женщины открывают глаза, а его отец… о Боже милосердный, МЫ ДОЛЖНЫ ВЫБРАТЬСЯ ОТСЮДА, ПОТОМУ ЧТО МОЙ ОТЕЦ СХОДИТ С УМА.

А гремучая змея шипит. Шипит. Ши…

2

Дэн действительно слышал завывание ветра, но не из «Оверлука». Нет, этот звук доносился из-за стен башенки Ривингтона. Он слышал, как снег хлестал в северное окно, словно в него кидали мелкие горсти песка. И слышал хрипы и шипение, исходившие из старого домофона.

Отбросив оба одеяла, Дэн спустил ноги на пол и поморщился, когда они коснулись холодных досок. Стараясь ступать только на кончики пальцев, он пересек комнату. Включил лампу на письменном столе, выдохнул. Пара не было, но даже при работавшем обогревателе, чья спираль мерцала тусклым красным светом, температура в его жилище не превышала сорока пяти градусов[10].

Снова хрипы и шипение домофона.

Он нажал кнопку «Ответ» и сказал:

– Я вас слушаю. Кто там?

– Клодетта. Похоже, для тебя есть работа, док.

– Миссис Винник? – Он почти не сомневался, что речь идет о ней, и, значит, придется надевать куртку, потому что Вера Винник обитала во втором корпусе хосписа, а в крытом переходе между главным зданием и Ривингтоном-2 было холодно, как у ведьмы за поясом. Или за пазухой. Или где там еще. Уже почти неделю жизнь Веры висела на волоске. Она впала в кому, дыхание то учащалось, то становилось едва заметным, а сейчас выдалась одна из тех ночей, которые самые слабые выбирали для того, чтобы тихо уйти. Обычно часа в четыре утра. Он посмотрел на будильник – только 3.20. Достаточно близко.

Но Клодетта Албертсон удивила его:

– Нет, это мистер Хейес. Прямо под тобой. На втором этаже.