Пришелец был потрясен: последние фразы проповеди его, обыкновенно производившие наибольшее впечатление на толпу, здесь оказались восприняты, по всему, просто как соразмерно выстроенная завершающая риторическая фигура – и вовсе не обсуждались.

Попытка приписать его к незнакомым школам вызвала раздражение.

Не говорящие ничего, или говорящие мало имена языческих пророков неприятно резали слух.

Народ меж тем расходился… И наконец проповедник увидел, что только самый первый собеседник его стоит перед ним, почтительно склонив голову. – Я знаю о Призвавшем тебя, пришелец,[2]– произнес он, как будто ощутив на себе взгляд странника.

От изумления проповедник даже невольно подался ему навстречу всем телом.

– Как это?! Каким образом?

– От своего учителя, – отвечал афинянин, присаживаясь на камень около. – От Гермия Милетского. Последователя сокровенной школы, основанной пять веков назад Абаридом, скифом, пришедшим из борейских земель.

– Варваром? – с удивлением переспросил странник.

– Варваром… учиться у которого не считал за грех сам божественный Пифагор.[3]

– Я слышал о великом Пифийце. Но ничего не знаю о школе скифа.

– Не удивительно. Мы, как и те, у кого школа наследовала Знание, почитаем первейшей заповедью неразглашение. Лишь теперь, когда Ожидаемое свершилось, мы позволяем себе говорить не притчами. Учитель постоянно напоминал мне: Истина, если бывает сообщена многим – многажды искажается. И в искаженном виде приносит уже не благо, а только зло.

– Школа Абарида хранит Учение, которому десятки тысячелетий, – продолжал Дионисий.

– Как? Но ведь мир…

Пришелец даже не завершил фразу. Так поразил его названный промежуток времени, превышавший, согласно убеждениям его, срок, истекший от самог о Начала – от Семи Дней![4]

– Вы знаете об одном Потопе, – отвечал афинянин. – Учение же, о котором я говорю, древней череды подобных великих бедствий. Оно оставлено посвященными гипербореев – народа, что населял Арктиду. Так некогда называлась земля, располагавшаяся севернее любой другой суши. Теперь ее давно уже нет… Долины, некогда изобильные, покоятся под волнами холодного и бурного моря, в которое не может проникнуть далеко ни один корабль.

– Не те ли это обитавшие на куполе мира, о которых сказано и в нашем Писании?

– Вероятно… Жрецы Арктиды хранили сведения о действительной глубине времен. До самого д о нца дней, когда первопредок Арий жил беспечально в пущах благословенного Ирия… Вот эта древняя площадь, где мы беседуем, – повел рукой Дионисий, – была наречена во имя Прародителя. Теперь об этом знают немногие… И однако в этом – тайна Афин. Название нашего города означает на забытом здесь языке: Потаенное .[5]