Поездка к Океанскому лагерю с каждым часом казалась все менее возможной, но Шеклтон понимал: сейчас или никогда. Вечером он неохотно приказал Маклину быть готовым к тому, что, может быть, завтра рано утром ему придется ехать. Маклин уже ложился спать, но услышав такой приказ, обрадовался, начал приводить в порядок сани и готовить упряжку. Однако на рассвете лед начал слишком сильно двигаться, и все вокруг покрыл густой туман. Шеклтон вошел в палатку номер пять во время завтрака и сказал Маклину, что поездка отменяется. Весь лагерь был разочарован. Это чувство как будто пришло по следам влажной туманной ночи, на протяжении которой никому так и не удалось выспаться.

Не успел Шеклтон выйти из палатки, как Маклин разозлился на Кларка. Причина была какой-то сомнительной, но они начали кричать друг на друга. Напряжение передалось Орд-Лису и Уорсли, которые тут же затеяли перепалку, отчаянно богохульствуя при этом. Тем временем Гринстрит случайно разлил свое молоко и обвинил в этом Кларка, окликнувшего его в этот момент. Кларк попытался возразить, но Гринстрит накричал на него.

В следующее мгновение Гринстрит замолчал — буквально, чтобы перевести дух, — но в тот же момент его злость пропала, и он сник. Все остальные в палатке тоже замолчали, глядя на Гринстрита — лохматого, бородатого, грязного от жировой сажи, сжимающего в руках кружку и беспомощно взирающего на то, как снег жадно впитывает его драгоценное молоко. Потеря была для него настолько трагичной, что казалось, он сейчас разрыдается.

Не говоря ни слова, Кларк подошел и налил немного своего молока в кружку Гринстрита. Затем то же самое сделал Уорсли, после него — по очереди — Маклин, Рикинсон, Керр, Орд-Лис и наконец Блэкборо. В палатке надолго повисла тишина.

Сразу же после завтрака заметили двух тюленей и мгновенно распределились по командам. Первая группа стала окружать тюленя, который расположился к ним ближе всего. Остальные осторожно подходили ко второй жертве, как вдруг Шеклтон, почувствовав, что лед слишком опасен, приказал всем возвращаться в лагерь. На обратном пути Орд-Лис упал в обморок от голода. Он, как обычно, съел только половину порции, намереваясь сохранить оставшуюся часть на потом. После нескольких минут отдыха он встал на ноги и сумел самостоятельно дойти до лагеря.

В тот же день, немного позже, на смену туману пришел настоящий дождь, а температура поднялась до тридцати трех градусов. Почти все забрались в спальные мешки и оставались там, пока лило; дождь продолжался всю ночь и весь следующий день. Маклин описывал это так: «Потоки воды сливаются в один и просачиваются под мой спальный мешок, из-за чего он промокает насквозь, а вместе с ним все мои рукавицы, носки и остальные вещи… Даже сейчас, когда я пишу это, вода кап-кап-капает с крыши палатки, и мы подставляем под струи все имеющиеся у нас емкости — пустые банки и прочее, — чтобы не замочить сумки. Получается не очень хорошо, потому что таких емкостей в четыре раза меньше, чем мест, откуда капает вода. Я разложил на своей сумке сапоги Барберри таким образом, чтобы туда стекала вода. И когда набирается достаточно большая лужа, я аккуратно поднимаю их и сливаю воду в снег с одной стороны. Очень утомительно постоянно следить за этим… Молюсь Богу, чтобы он послал нам хорошую погоду, поскольку то, что происходит сейчас, ужасно. Я никогда в жизни не видел такого уныния и такой депрессии, как сегодня в нашей палатке».

Ближе к вечеру дождь сменился снегом, и к пяти часам все прекратилось. Вечером с девяти до десяти дежурил Джеймс. Он, как обычно, ходил по льдине, но вдруг заметил какое-то движение льда. Приглядевшись, он увидел «совершенно точное колебание», поднимающее льдину, и помчался к Шеклтону, который распорядился, чтобы ночные дежурные были особенно внимательны.

В пять часов двадцать минут следующего утра льдина раскололась.

В это время на дежурстве был маленький Альф Читэм, который тут же бросился к палаткам. «Трещина! — кричал он. — Трещина! Всем встать!»

Через несколько секунд все выбежали из палаток. Они увидели две трещины: первая проходила по всей длине льдины, а вторая шла под прямым углом к первой. Более того, было явственно видно, что вся льдина поднималась.

Люди бросились к «Джеймсу Кэйрду», быстро сняли замороженные болты, соединявшие шлюпку с санями, и перетащили ее на середину льдины. К этому времени трещина в центре расширилась примерно до двадцати футов. Было видно, как она с каждым колебанием расползается и увеличивается. Все запасы мяса оставались на другой стороне. Тогда несколько человек перепрыгнули туда, выбрав место, где трещина еще не слишком расширилась, и стали бросать куски мяса прямо через открытую воду своим товарищам.

Без четверти семь закончили — все продукты удалось спасти. Решено было сделать короткий перерыв, чтобы немного подкрепиться. Пока все стояли и ждали своей порции, льдина снова разломилась, на этот раз прямо под «Джеймсом Кэйрдом», в каких-то ста футах от палаток. Не потребовалось никаких приказов. Все бросились к шлюпке и перетащили ее поближе к палаткам. Теперь они могли поесть и получили то, что обычно ели за завтрак, — кусок собачьего пеммикана, шесть кусочков сахара и полкружки молока.

Не успели они закончить свой завтрак, как сквозь туман заметили странную фигуру, двигавшуюся по той части льдины, где находился лагерь. Уайлд побежал в палатку за ружьем, затем, опустившись на одно колено, выстрелил. Животное медленно повалилось на лед. Несколько человек бросились к нему — их добычей оказался морской леопард длиной почти одиннадцать футов.

Казалось, Уайлд одной пулей изменил судьбу всей команды. У их ног лежала почти тысяча фунтов мяса и как минимум двухнедельный запас жира. Шеклтон объявил, что на обед в честь этой добычи все получат печень морского леопарда.

Трофей доставили в лагерь на собаках. При разделывании в желудке морского леопарда нашли около пятидесяти непереваренных рыбин. Их аккуратно отложили, чтобы съесть на следующий день. К девяти часам работа завершилась.

Затем Шеклтон позвал Маклина и сказал, что пришло время застрелить его собак. Маклин не сопротивлялся, поскольку больше не было причин оставлять их в живых. Путешествие к Океанскому лагерю казалось просто нереальным, учитывая появление нового разлома. К тому же теперь у них был морской леопард. Необходимость в такой рискованной поездке отпала.

Маклин вместе с Уайлдом отвел собак по узкому перешейку через трещину туда, где раньше была кухня. По дороге они прошли мимо свалки мясных отходов. Певец, старый хитрый пес, схватил отрубленную пингвинью голову, а Боцман нашел косточку. Им обоим разрешили оставить добычу.

Маклин чувствовал себя отвратительно, распрягая одну за другой собак и уводя их за ледяной гребень. Уайлд, как и прежде, усаживал собак по одной на снег, приставлял дуло револьвера к голове и спускал курок. Так они и умерли: Певец с головой пингвина в зубах, а Боцман — с заветной косточкой. Когда все собаки были мертвы, Маклин освежевал и разделал их. Щенков Крина постигла такая же участь.

Вернувшись в лагерь, они оказались почти в праздничной атмосфере: все пребывали в радостном предвкушении первого за целых две недели горячего обеда. Поступило предложение попробовать собачье мясо, и Шеклтон согласился. Крин нарезал небольшие стейки из своего пса Нельсона, а Шеклтон проделал то же самое с Грасом.