Зная по опыту, что чрезмерное давление в таких случаях может только навредить, Гверцадзе Светлану отпустил. Уезжать она никуда не собиралась, так что ее всегда можно было вызвать на повторный допрос. Тем более одну важную вещь от нее все же удалось узнать. По словам Светланы, в день смерти брата к ним на квартиру несколько раз звонил некто Тенгиз, просил передать, что будет ждать Чкония «он знает где». То есть в условном месте. Значит, надо попробовать найти это условное место.

Минут через двадцать после ухода Светланы в кабинет Гверцадзе вошел Сулханишвили. Этому человеку было где-то около тридцати. У него были коротко остриженные волосы, спокойные карие глаза, волевой подбородок с ямочкой. В целом он производил приятное впечатление.

– Сулханишвили Мурман Георгиевич? Вы работаете официантом в ресторане «Вокзальный»?

– Да, работаю, – спокойно, не торопясь ответил вызванный.

– Вы знали Чкония Виктора Александровича?

– Я его и сейчас хорошо знаю. Это мой друг.

«Знает ли этот свидетель о смерти друга, – подумал следователь. – Это очень важно узнать. Судя по всему, с недавно ушедшей Чкония Сулханишвили не встретился».

Так как на лице Сулханишвили не отражалось никаких колебаний и он смотрел прямо в глаза, Гверцадзе спросил:

– Вы знаете, что этой ночью Чкония убит?

Волевой подбородок Сулханишвили дернулся, в глазах застыл вопрос:

– То есть… как убит?

Такую реакцию не сыграешь. Гверцадзе готов был поклясться, что Сулханишвили слышит новость впервые.

– Вы этого не знали?

– Но… когда?

– Этой ночью. Тело Чкония нашли вчера около двенадцати вечера на Батумской улице, в подъезде дома номер девятнадцать. Вам знаком этот дом?

– Конечно. Там живет Марина. – Сулханишвили помолчал и добавил: – Я вчера…

– Что вчера?

– Я отвез Виктора туда. Вернее, он меня отвез. К Марине. Марина – моя приятельница. Виктор – друг. Отчего бы их не познакомить?

– Почему вы сделали это именно вчера?

– Виктор пришел ко мне в ресторан. Вечером, около десяти. Ну и, как я понял, он не хотел ночевать дома.

– Почему?

– Не знаю. У Виктора бывали такие закидоны. Он был человек настроения, так что ли говорят.

– Может быть, Чкония не хотел ночевать дома по какой-то другой причине?

– Не знаю.

– Может быть, он кого-то боялся? Вы этого не заметили?

– Нет. Виктор был на машине, мы быстро доехали до Марины, я его представил, увидел, что он произвел впечатление. Ну и вернулся в ресторан, продолжил работу. А утром смотрю – в ящике повестка к вам. Вот и все.

– Вы кому-нибудь сообщили о том, что отвезли Чкония к Кайшаури?

– Нет.

– Вспомните, может быть, все-таки вы кому-нибудь об этом сказали? Случайно?

– Нет, никому об этом не говорил.

– В ресторане, когда вы разговаривали с Чкония, мог кто-нибудь слышать ваш разговор?

– Никто не мог.

– По словам Кайшаури, Чкония, прежде чем выйти после этого звонка, сказал, что поедет к вам в ресторан. Так она поняла.

– Первый раз слышу.

– Чем же объяснить этот телефонный звонок?

– Не знаю. Если только нас с Виктором кто-то действительно подслушал.

– Именно поэтому я и спрашивал об этом. У вас не было вчера чувства, что кто-то за вами следит?

– Не было. Мне и в голову это не могло прийти.

Гверцадзе был опытным следователем. У него были свои приемы, помогавшие определить, говорит ли свидетель правду. Он применил их все, еще в течение получаса пытаясь поймать Сулханишвили на противоречиях, но было похоже, что свидетель говорит правду.

Об убийстве Чкония я узнал утром, придя на работу. По просьбе Чхартишвили созвонился со следователем Гверцадзе. И, по взаимной договоренности, взял на себя оперативную часть работы.

Городок у нас небольшой, так что убитого я знал. Высокий, красивый парень, всегда хорошо одетый, на своей машине. У Чкония была кличка – Кэп. И конечно, множество друзей.

Одного из друзей Чкония, администратора нашего Дома культуры, я встречаю ежедневно – мы соседи. Кроме того, по слухам, этот человек, зовут его Ираклий Ломидзе, ему двадцать шесть лет, неравнодушен к сестре убитого, Светлане Чкония. Что поделаешь, Галиси городок, где все про всех знают. Так или иначе, но я позвонил Ираклию Ломидзе и попросил его прийти ко мне.

Выслушав сообщение о смерти Чкония, Ломидзе усмехнулся:

– Георгий Ираклиевич, вообще-то я об этой смерти ничего не должен знать. Если я порядочный человек.

– Это почему же?

– Виктора уже не вернешь. Ну а я – я должен думать об оставшихся.

Эти слова могли бы показаться обычной бравадой, если бы в них не звучала горечь.

– Не понимаю. Как это «думать об оставшихся»?

– Мало ли что может с ними случиться.

– И много оставшихся?

– Не иронизируйте. Из оставшихся – одна, сестра Виктора. Георгий Ираклиевич, не нужно делать вид, что мы с вами ничего не понимаем. Так вот, я считаю, что Светлане угрожает опасность.

Помедлив, Ломидзе вдруг заговорил, сам, без подсказок и наводящих вопросов:

– Я сразу понял, что с Виктором что-то не то. Он пришел ко мне на работу и говорит: «Ираклий, я сегодня еду в Батуми. Приеду вечером, но мне тут же нужно скрыться». – «Зачем?» – «Так. Надо, и все». Я понял: он кого-то боится. Говорю: «Может, эти дни с тобой походить?» А он: «Нет. Мне только ночевать нужно так, чтоб никто не знал, где я». У нас как раз родственники приехали – квартира забита, повернуться негде. Я говорю: «Витя, извини, у меня сейчас нельзя». – «Не надо, – говорит, – мне поможет Мурман». Есть такой Мурман Сулханишвили – официант в вокзальном ресторане. Я спрашиваю: «Витя, объясни, в чем дело?» Он согласился: «Хорошо, только никому, понял?» Ну и сказал: «Есть тут одна компашка, хочет крутое дело провернуть с фирмой. Так вот, компашка эта хотела меня на этом деле нагреть. А я не согласен. Такой расклад. Поэтому пока хочу слинять». Я предупредил его: смотри, мол, доиграешься. Он на это мне ответил: «Все продумано, им со мной что-то сделать – себе дороже выйдет». И попросил: «Подержи одну вещь у себя». И дал вот это.

Ломидзе достал из кармана и положил передо мной бронзовый крест с тускло поблескивающими красными и зелеными камешками. Я вгляделся. Честно говоря, вещицы, подобные этой, я видел только в альбомах Высшей школы милиции. Без всякого сомнения, это старинное джвари[19]. Бронза от времени даже покрыта черным налетом. И очень похоже, что камни подлинные.