Русские агенты, работавшие тогда за границей, были еще редкостью – Н. А. Кашинцев, М. М. Попов и кое-кто еще. Поступавшая от них информация, как правило, вызывала больше доверия в Третьем отделении, нежели сообщения иностранцев, которых можно было подозревать в корыстных побуждениях. Следует отметить, что своеобразные разведывательные функции выполняли и русские дипломаты, служившие в зарубежных представительствах. Конечно, в подавляющем большинстве они не были агентами Третьего отделения, но собираемая ими информация нередко затрагивала круг интересов ведомства графа Бенкендорфа, и в этом случае сообщалась ему специальными отношениями из российского Министерства иностранных дел или непосредственно от посла в той или иной стране.

Сфера интересов заграничной агентурной сети Третьего отделения, конечно же, не ограничивалась польской эмиграцией и ее антирусскими планами. В середине 30-х годов из «польского» вектора в деятельности заграничной агентурной сети выделилось общеразведывательное направление, обеспечивавшее сбор информации о внутреннем положении в ведущих европейских странах, их экономике, военном потенциале и внешней политике под углом зрения интересов национальной безопасности России. Бенкендорф, Дубельт и Сагтынский проявляли пристальный интерес к общему «направлению умов» в Европе.

Наиболее внимательно зарубежные резидентуры Третьего отделения следили за проявлениями революционных тенденций в европейских странах, представляющих потенциальную угрозу для России. С этой же точки зрения агенты наблюдали за благонадежностью русских подданных, по разным причинам выезжавших за границу. Кстати, эта обязанность возлагалась также на посольства России за рубежом. В 40-е годы у охранного ведомства появится еще одна важная забота – следить за появившимися в Европе русскими политическими эмигрантами, выступавшими с критикой, а то и с обличениями существующих в России порядков.

Вплоть до осени 1837 года работу немногочисленных в ту пору агентов за пределами России координировал надворный советник (с 1843 года – статский советник) барон Карл Фердинандович Швейцер, заурядный литератор и журналист. Скромные литературные способности Швейцера в глазах руководителей Третьего отделения с лихвой компенсировались его редким талантом в добывании нужной информации. К тому же барон был сведущ по части конспирации. Он, как и Адам Сагтынский, пришел в Третье отделение в 1832 году, но в отличие от первого сразу же был откомандирован работать за границу.

Организовав с согласия австрийских властей свою штаб– квартиру в Вене, барон Швейцер совершал оттуда частые и продолжительные выезды в Пруссию, в другие германские княжества, а также во Францию, Швейцарию и Бельгию. Он изучал политическую обстановку в странах, которые посещал, инструктировал работавших там агентов, пытался организовать «полезные» для русского правительства публикации в местных газетах, нередко выступая в них со своими статьями «в защиту России». Обширные, если не сказать больше, географические рамки его деятельности и крайняя интенсивность работы были не по силам одному, даже такому талантливому и опытному агенту, как барон Швейцер. Сагтынский, находившийся с ним на постоянной связи, понимал это, но долго не мог подыскать ему достойного помощника, который взял бы на себя часть забот Швейцера.

Наконец такой человек был найден – Яков Николаевич Толстой, отставной гвардии штабс-капитан, в прошлом – старший адъютант Главного штаба129. На него переложили наиболее ответственный участок работы – Францию. Именно здесь обосновалось наибольшее число беженцев из Польши, и именно французское правительство, а в еще большей степени общество оказывали полякам всю возможную поддержку. Именно Париж считался главным очагом антирусских настроений в Европе. Одним словом, условия для столь деликатной деятельности, как разведка и контрпропаганда, были здесь самые неблагоприятные.

Тем не менее Яков Николаевич Толстой успешно справлялся со своими обязанностями. В скором времени возглавляемая им резидентура станет лучшей из всех заграничных «филиалов» Третьего отделения. Самого Толстого современный французский историк профессор Мишель Кадо называет не иначе как «шпионом столетия»130. Что касается барона Швейцера, то на его «попечении» оставили Австрию, Пруссию и ряд других германских княжеств.

Адам Александрович Сагтынский поддерживал постоянные контакты с резидентами, инструктируя их по всем важным вопросам. В архивных фондах Третьего отделения хранятся десятки томов переписки русских резидентов и отдельных агентов с Сагтынским за двадцать лет. Они еще ждут своих исследователей. Вся эта переписка велась на иностранных языках, преимущественно на французском и немецком.

Время от времени шеф внешней разведки совершал инспекционные поездки по европейским столицам (известно о его загранкомандировках в 1838, 1840 и 1845 годах), где лично встречался с резидентами и на месте разрешал возникавшие проблемы. Так, в 1838 году, посетив Париж, он разбирался в конфликте между Яковом Толстым и одним из его агентов, Бакье (агентурный псевдоним – Сен-Леже). По возвращении в Петербург Сагтынский составил доклад на имя Бенкендорфа, в котором безоговорочно поддержал Толстого, дав самую высокую оценку его деятельности. В результате интригану Сен-Леже было объявлено о прекращении сотрудничества. Ему даже был запрещен въезд на территорию Российской империи под угрозой ареста.

За те двадцать лет, что Сагтынский руководил зарубежной агентурной сетью Третьего отделения, при его непосредственном участии были выработаны основные принципы и правила разведывательной деятельности, которыми будут руководствоваться последующие поколения российских разведчиков. Была создана первоначальная организационная структура внешней разведки и контрразведки, позволявшая решать ставившиеся перед ними задачи. На протяжении 30-х – первой половины 50-х годов XIX века резидентуры, созданные под руководством Сагтынского, собирали богатый материал о внутреннем положении, экономике, финансах и оборонительном потенциале ведущих европейских государств, об их внешнеполитических целях и устремлениях. Вся эта информация в обобщенном виде (а нередко и отдельные донесения) докладывалась высшему государственному руководству и лично царю. Она учитывалась, хотя, надо признать, далеко не всегда, при принятии важных политических решений.

Начальство ценило Адама Александровича. Граф Алексей Федорович Орлов, сменивший умершего в 1844 году А. Ф. Бенкендорфа на посту главного начальника Третьего отделения и шефа Отдельного корпуса жандармов, подчеркнуто уважительно относился к Сагтынскому, считая его, как и Дубельта, своим ближайшим сподвижником. По его представлению в 1848 году Сагтынский получил второй генеральский чин – тайного советника, а два года спустя, в 1850 году, был отмечен орденом Св. Анны 1-й степени с короной.

В начале 1850-х годов, предчувствуя приближение войны, которую впоследствии назовут Крымской, Сагтынский ориентировал зарубежные резидентуры на добывание информации о намерениях Турции, Англии, Франции, Австрии и других европейских стран в связи с возникновением так называемого Восточного кризиса. Особое внимание уделялось получению информации о перемещениях сухопутных и морских сил вероятных противников, о стратегических планах, разрабатывавшихся в их штабах, а также о новейших разработках в области вооружений. Вся добытая информация своевременно сообщалась высшему начальству. Работа на этом направлении не прерывалась и в ходе Крымской войны 1853 – 1856 годов.