Сбор уже заканчивался. Все устали, но к согласию не пришли. Кому охота ёрзать на коленях! Да и над потомками смех будет. Тогда владыка сказал:

— Пущай вече решает.

Все переглянулись. Вече может решить так, что требование Симеона сладким мёдом окажется. Руку поднял Фёдор Данилович. У всех один вопрос: что скажет посадник? И тот начал:

— Владыка! Прими мою благодарность. Ты ещё раз показал, что мир — это пивная твоя забота!

— И мы благодарны! — заорали и другие.

Владыка встал и поклонился.

— А насчёт того, кто пойдёт, — сказал посадник, — я первый!

После этого нужные люди быстро нашлись.

Когда новгородские посланцы удалились, Симеон сам поехал к Пожарскому, чтобы отблагодарить за его очередную бескровную победу.

Уставшие и потрёпанные тевтонцы едва переступали ногами. Многие потеряли лошадей. Тех, у кого они остались, пришлось отдать, чтобы везти груз. Изнеженные Востоком рыцари порой рыдали, моля Бога забрать их, так как не находили в себе силы двигаться дальше по размытым осенними дождями дорогам. И вот, когда многие думали, что никогда не увидят родных стен, кто-то радостно воскликнул :

— Смотрите!

То показались башни родных стен. Величественный замок на высоком холме смотрелся грозно, наводя боязнь и смятение на тех, кто впервые оказывался в его близости.

— Ну вот мы и дома! — с облегчением произнёс Конрад, поплотнее закутываясь от пронзительного, холодного ветра.

Вначале их не узнали, приняв за шайку бродяг. И уже стали готовить отряд рыцарей. Но чей-то зоркий глаз рассмотрел Конрада:

— Да это наши!

Встречать их высыпало всё население замка, в тайне надеясь увидеть добыток. Но увидать добычу никому из них не пришлось. Магистр распорядился отправить её прямо в холодный амбар. Некоторое время спустя он и Конрад ходили туда. Его поразило богатство, которое добыл и привёз Конрад.

— Я давно говорю, — сказал магистр, когда они вышли из амбара, — что Русь сказочно богата. И нам надо как можно скорее привести её народ к истинной вере.

На что Конрад необдуманно ляпнул:

— Но они тоже христиане.

— Я знаю только одних христиан. Тех, кто находится под рукою папы! — быстро проговорил магистр и, не глядя на Конрада, мелкими торопливыми шагами направился к двери хранилища. Конраду пришлось чуть не бегом догонять шефа, он посчитал необходимым поправить сказанное.

— Кто бы они ни были, но быть под папой, наместником Христовым и исповедателем истинной веры, — это счастье и спасение для любого народа.

Магистров лёгкий гнев быстро угас. Он сбавил шаг. Перед лестницей магистр остановился, посмотрел на верх, по сторонам, погладил перила, потом, взяв Конрада за воротник, спросил:

— Ну, как тот?

Конрад понял, о ком спросил магистр, и ответил:

— Мне кажется, он окончательно созрел. Вёл себя безупречно.

— А кого это он привёл с собой?

Магистр, словно боясь, что рыцарь убежит, продолжал держать его за воротник. Тому стало неудобно, резало ухо, и он мотнул головой. Магистр быстро отнял руку.

— Да это русак по имени Егор, взятый нами в плен, — пояснил Конрад и добавил: — Мне кажется, что он может нам пригодиться.

— Почему?

Конрад рассказал, как на них напали литовцы и как они отбивались. И этот русский был вместе с ними. Причём оказался отменным воином. Магистр на мгновение задумался. Потом заговорил, тихонько переступая ступени:

— Я думаю, что такие люди нам пригодятся, когда примут нашу веру. Нам нужны из их среды люди, которые, доказав свою преданность нам, по нашим приказам будут управлять соплеменниками.

Поднявшись на пролёт, магистр остановился:

— Чёртова грудь, — произнёс он, гладя её.

Конрад на его ругательства ничего не сказал. Отдышавшись, магистр продолжил беседу:

— Ты где его устроил?

Конрад не стал рассказывать, как он повздорил с Камбилом, который возмутился, узнав, что Егора посадили в подземелье.

— Там только рабы, — резко произнёс прусс, — а я хочу, чтобы ты поселил его невдалеке от меня.

— Я его рабом не считаю, — заявил Камбила довольно резко.

Рядом не получилось, но место на первом этаже ему было обеспечено. И хотя у рыцарей не принято ходить друг к другу, они должны были молиться, всё же Егор и Камбила стали встречаться, и очень часто. Это помогло Камбиле уже хорошо овладеть русским языком.

Когда Конрад узнал об этом, он вначале хотел возмутиться, но, вспомнив разговор с магистром, отступился, считая Камбилу преданным им человеком. А если он будет приручать и этого русского, а мы станем их хозяевами... Но Камбила занимался не только русским. Он принялся за главное для него очень рискованное дело — поиском брата. Хотя, как он ни пытался, у него ничего не получалось. Спросить напрямую у кого-либо было очень опасно. Сразу будет извещён магистр. А там трудно сказать, что его ждёт. И он опять решил вернуться к Конраду, надеясь через него прояснить проблему.

Удобный случай представился. Тот сам пришёл к нему. Он был чем-то расстроен. Рассказывать не стад, а спросил, есть ли у него что-нибудь выпить. Хранить такой продукт категорически запрещалось. Но, если подальше положить его в поставце, то можно. До обыска в замке дело ещё не доходило. Такой прямой вопрос говорил о том, что Конрад полностью стал доверять пруссу. Камбила, ни слова не говоря, извлёк из поставца бутыль. Никаких кубков у себя никто не держал, и Конраду пришлось нить из горла. Сделав несколько хороших глотков, он уселся на лежак Камбилы, а бутыль поставил под него. Это говорило о том, что он собирается задержаться надолго.

Так и получилось. После нескольких прикладов к бутыли, когда его глаза засветились добрым блеском, он неожиданно спросил:

— Так ты не раздумал посмотреть того пленника? Учти, он живёт не хуже нас.

Это было сказано явно с каким-то намёком. Но с каким? Может, просто хотел поймать Камбилу? Но тот не клюнул на этот крючок, посчитав возможным воспользоваться им после второго предложения. И он промолчал.

— Ты... чё меня не слышишь?

— Слышу, — ответил Камбила.

— Так... ты хочешь или нет к нему... наведаться?

Камбила вновь ответил не сразу, показав всем своим видом безразличие к пленнику. Наконец произнёс:

— От нашей, прости, скуки пойдёшь и не к нему.

Конрад посмотрел на него посоловевшими глазами, достал бутыль, посмотрел на свет, сколько в ней осталось. Сделав пару глотков, подал её пруссу:

— Спрячь, ещё... пригодится. А мы... завтра... сходим. Ладно, я... пошёл.