– По-моему, обе идеи – и с роликом, и с комиксом – хорошие, – откликнулся погруженный в какие-то свои размышления Гольд­берг. – В телеварианте можно использовать такой манипулятивный прием, как засыпание, прибегнуть, так сказать, к показу естественного трансового состояния. А в остальном все прекрасно: и показ шикарной жизни, к которой наш потребитель изо всех сил тянется, и источающие страсть женщины и мужчины…

– Вы так считаете? – Обухов подозрительно взглянул на психолога. – Ну тогда я поехал домой. Вы все можете оставаться, если есть намерение покрутить тему еще, а я чего-то устал.

– А че здесь сидеть? – поднялся со своего кресла Алик. – Я тоже… чуть не сказал «домой»… Короче, я по бабам.

– Э! Э! Э! – заорал Андрюха и, подскочив к двери, преградил выход Обухову и примкнувшим к нему Алику и Михаилу Иосифовичу. – А кто дегустацию водки обещал?! Мы тут зря, что ли, до полуночи сидели?

– А не рановато ли тебе водку-то пить? – попытался отскрести второго дизайнера от двери Алик, но тот будто и в самом деле размазался по дубовому массиву.

– Мне уже двадцать четыре! – всерьез обиделся на Алика Андрюха.

– Да ты че? Не похоже…

– Ладно, ладно, возьми у меня в сейфе бутылку, – не дал Суслову впасть в негодование Обухов. – Дам не забудь угостить, гусар!

Ненашев возвращался домой за полночь. Ни выпитая водка, ни секс-упражнения, проделанные с одной из сотрудниц банка-партнера, напряжения не сняли. На душе было противно.

«Ну зачем я пригласил в кабинет этого придурка? – пытал сам себя Аркадий Сергеевич, глядя в рыжий затылок водилы. – Коньяк с ним пил, за жизнь разговаривал… Я ж его рожу мерз­кую видеть не могу!.. А потому ты ему свою дружбу продемонстрировал, что боишься, – сам себе и ответил Ненашев. – Боишься, что сдаст тебя с потрохами прямо теперь… И зачем я его к дегтяревскому делу привлек? Сам бы справился! А теперь вынужден в глаза заглядывать, херню его слушать! Если Чухаеву хвост прижмут, он меня, конечно, заложит. Расскажет, как я ему приказал Дегтярева подставить, а он побоялся отказаться: дескать, мало того что Ненашев – начальник, но еще и зверюга, которому человека убить, все равно что чихнуть… Вагончиком идти сподручнее – меньше дадут, а в паровозики меня пристроит… А то и вовсе сухим из воды выйдет… Ну ничего, вот завершу дела, хрен они меня достанут!»

За окном плыли расцвеченные яркими гирляндами московские улицы. Столица начинала готовиться к празднику загодя – с середины ноября. Городские власти вместе с владельцами торговых точек, ресторанов, турагентств, казино создавали людям хорошее настроение, ведь в благодушном, приподнятом настроении люди легче расстаются с деньгами. Город, как насос, качал из своих жителей бабки, и никого не волновало, что, когда предновогодняя эйфория закончится, у многих не останется денег даже на необходимые продукты.

«А с чего это Чухаеву вдруг колоться? – сердито осадил себя Ненашев. – На чем его могут зацепить? Да ни на чем. Дегтяреву уже дважды в пересмотре дела отказали, напишет еще хоть сто жалоб – опять откажут. Там все чисто сработано, не придерешься. Когда следака, который его дело вел, за взятки арестовали, по нескольким приговорам допрасследования назначили, а по дегтяревскому – ни-ни. Ни родных, ни друзей, которые бы по высоким кабинетам ходили, у Дегтярева нет. Уфимцева теперь тоже не в счет. Статьев сказал, что память после этого порошка восстанавливается лишь частично и то не сразу. Есть один опасный вариант: если Чухаев со Статьевым скорешатся и изложат друг другу имеющуюся у них информацию – юрист расскажет полковнику про Дегтярева и визит Ольги к частному детективу, а шеф службы безопасности проинформирует того о порошке. Но они ж не дебилы, чтобы такое про себя рассказывать, да и ненавидят друг друга, как не поделившие течную сучку кобели…»

Горько усмехнувшись, Ненашев только тут заметил, что машина уже въехала на территорию элитного поселка, в котором у владельца «Атланта» был солидный особняк. Московскую квартиру и загородный дом, в который прежде наезжал по выходным, Аркадий Сергеевич продал вскоре после того как вышвырнул Ингу из московской квартиры на Чистых прудах, из загородного дома, из своей жизни.

На пороге служившего прихожей холла припозднившегося Ненашева встретил пес породы чау-чау. Мохнатый, похожий на медведя, но ласковый и смирный, как новорожденный теленок. Сегодня к традиционным восторгам – вилянию хвостом, тыканью мордой в хозяй­ские ботинки – Кевин был явно не расположен. Всем своим видом двухлетний кобель выражал недовольство, даже негодование поздним возвращением хозяина.

«Ему бы сейчас встать на задние лапы, а передние упереть в бока – ни дать, ни взять ревнивая жена», – подумал Ненашев. А Кевин, словно для большей достоверности, сердито залаял, ворча и подвывая, мол: ты где был?! Бедный я, несчастный… Сколько тебя ждать, а?! Других собак уж давно прогуляли, один я тут сижу, никому не нужный…

– Ну, извини, друг, извини. Больше, обещаю, такого не будет!

Ненашев присел на корточки и почесал Кевину под мышками. Пес для приличия немного поворчал: мол, вот знаешь мою слабость, пользуешься ею беззастенчиво – и простил хозяина. Засунул мохнатую башку Ненашеву между коленей и умиротворенно засопел.

– Эх, балбес ты, Кев, балбес! – вздохнул Ненашев. – Чуть приласкали, прощения попросили – и ты уже растаял, на попятную пошел.

Ненашев вспомнил, как через неделю после заселения в дом-дворец поехал в расположенный рядом Николо-Архангельский питомник и купил там трехмесячного щенка. Смешного, нелепого и трогательного. Не сделай он этого – сошел бы с ума. От одиночества и от того, что обычно называют «муки совести».

На банкет по случаю шестилетия компании Дегтярев пришел один, без Ольги. И у Ненашева – он и сам не смог бы объяснить почему – противно засосало под ложечкой. Стас отсут­ствию своей дамы дал внятное объяснение: всю предыдущую ночь Ольга готовилась к какому-то ответственному коллоквиуму, а во второй половине дня у нее был спецсеминар по «бизнес-английскому». Короче, поспать не удалось, выглядит не лучшим образом, а потому попросила Дегтярева не настаивать на ее участии в торжестве.

– Слушай, Стас, а чего ты на ней не же-нишься? – попытал слушавший Дегтярева вместе с Ненашевым Обухов. – Девчонка-то классная. Красивая, неглупая. Не стерва, что в наши дни – при наличии первых двух качеств – практически не встречается. Вот женился бы и на правах законного супруга приказал сниматься в рекламных роликах родного агентства. А то она: нет да нет. В двух засветилась – и все. А у нее такой типаж! Заказчики от роликов про чудо-косметику с Уфимцевой кипятком пи2сали. Я ее уговаривал-уговаривал… Бесполезно.

– Не-е, Кость, не уговоришь, – шаря глазами по декольте фланирующих мимо дам, лениво протянул Дегтярев. – Она себе в голову вбила, что засветка в рекламе может помешать карьере в основной профессии. Она, видишь ли, пришла к выводу, что пора кончать с засильем мужиков в верхних эшелонах экономики и, судя по всему, в министры, а то и в премьеры намылилась.