Как мы можем совершить такую революцию? Есть разные пути. Мы можем, как некоторые предлагают, отказаться от позитивистской платформы количественного поворота и заменить ее абстрактным философским идеализмом и надеждой на то, что либо объективные социальные условия улучшатся сами по себе, либо концепции, прошедшие через горнило идеалистической мысли, в конце концов достигнут такой содержательной насыщенности, что обеспечат креативные изменения объективных социальных условий. Но характерной особенностью идеализма является то, что он обречен постоянно и безуспешно искать реальное наполнение. Мы можем попробовать заменить позитивизм 1960-х феноменологической основной. Это кажется более привлекательным, чем курс на идеализм, поскольку по крайней мере позволяет нам сохранить связь с концепцией человека как существа, находящегося в постоянном чувственном взаимодействии с окружающей его социальной и природной реальностью. Но и феноменологический подход может привести нас к идеализму или обратно к наивному позитивистскому эмпиризму с таким же успехом, как и к материализму в его социально акцентуированной версии. Так называемая бихевиористская революция в географии демонстрирует оба этих направления. Поэтому наиболее плодотворной стратегией на данный момент представляется исследование той области понимания, в которой пересекаются определенные аспекты позитивизма, материализма и феноменологии, производя адекватные интерпретации социальной реальности, в которой мы находимся. Эта зона пересечения наилучшим образом исследована в марксизме. Маркс в его «Экономико-философских рукописях 1844 года» и в «Немецкой идеологии» подводит под свою систему мысли добротную и убедительную феноменологическую основу.

Нечто общее есть также в марксизме и позитивизме. Оба подхода имеют материалистический базис и оба придерживаются аналитического метода. Значимое различие, конечно, состоит в том, что позитивизм просто пытается понять мир, а марксизм стремится изменить его. Говоря другими словами, позитивизм черпает свои категории и концепции из существующей реальности со всеми ее недостатками, а марксистские категории и концепции формулируются путем применения диалектического метода к истории в том ее виде, как она разворачивается здесь и сейчас, через события и действия. Позитивистский метод включает, например, применение традиционной бинарной аристотелевской логики для проверки гипотез (нулевая гипотеза статистического исследования — это в чистом виде аристотелевский инструмент): гипотезы могут либо подтверждаться, либо опровергаться, и, единожды получив статус, они сохраняют его вечно. Диалектика, с другой стороны, предполагает процесс понимания, который позволяет интерпретировать противоположности, не отбрасывать противоречия и парадоксы и указывает на процесс их разрешения. Если уж говорить тут об истинности или ложности, то истина лежит в диалектическом процессе, а не в утверждениях, выведенных из этого процесса. Утверждения могут считаться «истинными» только в определенный момент времени и в любом случае могут быть противопоставлены другим «истинным» утверждениям. Этот диалектический метод позволяет нам при необходимости переворачивать анализ с ног на голову и рассматривать решения как проблемы, а вопросы — как решения.

И вот я наконец подхожу к вопросу формирования гетто. Читателю сейчас может казаться, что все вышеизложенное было мудреным введением, едва ли облегчающим нам понимание процесса формирования гетто и поиск решений этой проблемы. На самом деле для данного случая эта дискуссия крайне важна, и я постараюсь доказать, что мы можем сказать что-либо значимое относительно этой проблемы, только если мы сознательно будем настроены на разработку революционной географической теории, которая объяснит проблему. Я также докажу, что мы можем достичь этого понимания, используя многие инструменты, доступные нам уже сейчас. Однако мы должны быть готовы использовать эти инструменты новым и достаточно отличным от привычного способа. Короче говоря, нам надо начать думать о кислороде вместо увязания в терминологии дефлогистированного воздуха.

Гетто привлекли достаточно внимания в качестве одной из основных социальных проблем в американских городах. В британских городах тоже растет страх «поляризации» и «геттоизации». Общепризнано, что гетто — это плохо и что для общества было бы хорошо избавиться от них, желательно при этом не избавляясь от проживающего в них населения (Банфилд[18], кажется, не вполне определился по последнему вопросу). В нашу задачу здесь не входит детальный анализ литературы о гетто, как и бесконечный поиск правильного определения гетто. Вместо этого мы займемся изучением тех географических теорий, которые кажутся релевантными для понимания формирования и сохранения гетто. Наиболее очевидный сегмент теории, который требуется здесь представить, — это, конечно, теория использования городских земель.

Большая часть теории использования городских земель в географии вдохновлена Чикагской социологической школой. Парк, Берджесс и Маккензи (Park, Bergess and McKenzie, 1925) много писали о городе и разработали интерпретацию города в экологических терминах. Они заметили, что низкодоходные и этнические группы концентрируются внутри определенных секторов города. Также им принадлежит открытие, что города демонстрируют определенную регулярность пространственной формы. Исходя из этого, Берджесс разработал то, что стало известно как теория городских концентрических зон. И Парк, и Берджесс, кажется, понимали город как определенного рода рукотворный экологический комплекс, внутри которого процессы адаптации, специализации функций и жизненных стилей, борьба за жизненное пространство и т. п. переплетаются, производя целостную пространственную структуру, и вся эта система скрепляется некоторой производной от культуры формой социальной солидарности, которую Парк назвал «моральным порядком» (Парк, 2006). Разные группы и виды деятельности в городской системе накрепко связаны этим моральным порядком, и они просто передвигаются на другие позиции (социальные и пространственные) в рамках ограничений, накладываемых на них моральным порядком. Основное внимание было направлено на выяснение того, кто чего достигает и какие условия способствуют тому, что определенные группы оказываются в той или иной позиции. Бо́льшая часть работ Чикагской школы была по необходимости описательной. Эта традиция оказала чрезвычайно значимое влияние на географическое мышление, и, хотя техники описания несколько изменились (факторная экология во многом заменила описательную экологию человека), общее направление работы остается прежним. Чикагская школа городской географии находилась под сильным влиянием Чикагской школы городской социологии (см.: Horton, 1970). Любопытно, однако, что Парк и Берджесс не уделяли особого внимания ни той социальной солидарности, которая является результатом работы экономической системы, ни социальным и экономическим связям, которые производны от экономических условий. Они, конечно, не игнорировали этот вопрос, но он явно был для них второстепенным. В результате разработанная ими теория использования городских земель дает сбой, если ее применяют для объяснения гетто. Интересно заметить, что Энгельс за 80 лет до Парка и Берджесса указал на феномен концентрических зон в городе, но пытался интерпретировать их в терминах экономических классов. Этот пассаж достоин цитирования, там есть несколько интересных мыслей о пространственной структуре городов.