А в воскресенье вечером появился Виктор.

— Тебя не было два месяца! — встретила она его укором.

Виктор опустил на пол портфель, притянул ее к себе.

— Я понимаю, что сильно перед тобой виноват, малыш! — Он гладил ее волосы и заглядывал в глаза. — Но так сложились обстоятельства. Поверь, я сам не ожидал. Пришлось из Вены срочно ехать в Берлин и торчать еще месяц там.

— И все же можно было как-нибудь сообщить мне? — продолжала выговаривать она, сама удивляясь своему напору — так с. ним она разговаривала впервые. — Я не знала, что и думать.

— Как бы я сообщил?

— Через Олега, например. Или телеграммой.

— А ведь действительно, — на лице Виктора отразилось неподдельное изумление. — Я как-то не подумал.

— Я места себе не находила, — повторила Римма, вырываясь из его объятий.

Он прошел за ней в зал, опустился перед креслом, в которое она села., на колени. Сказал слегка дрогнувшим голосом:

— Я действительно очень перед тобой виноват. Прости меня, малыш…

— Я опять не поступила, — отстраненно проговорила она.

— Мне очень жаль. — Виктор накрыл ее руки своими. — Но мы все поправим.

— Нет! — Римма отрицательно затрясла головой. — Видно, просто не судьба мне стать актрисой, вот и все.

Он вдруг оживился, в глазах мелькнул веселый огонек.

— У меня тут недавно созрела одна идея. Что, если ты попробуешь себя в модельном бизнесе? В нашей стране это сейчас новое и прибыльное дело, и было бы неплохо оказаться в нем в первых, так сказать, рядах. Как тебе?

Римма неопределенно пожала плечами, а он увлеченно продолжал:

— Данные у тебя для этого есть. И будешь, в конце концов, при деле. У меня как раз есть одно предложение.

— Какое?

— Поучаствовать на долевой основе в одном заманчивом проекте. Как раз такого плана.

— И мы сможем чаще видеться? Не только дома?

— Ну конечно!

Первый раз они затронули тему, касающуюся работы Виктора. Римме это было любопытно. И приятно. Но обида осталась, как и капелька родившегося в последние дни недоверия, распаленного мучившими ее сомнениями. Она все еще держалась отчужденно. И он точно уловил это, спрятал лицо на ее коленях, произнес, целуя их:

— Что мне сделать, чтобы ты меня простила, Римм?

— Не знаю… — тихо отозвалась она.

— Я уже стою перед тобой на коленях… Этого мало? — Она не отвечала, и он заговорил более быстро, с азартом: — Я знаю, как я… как мы поступим! Мы отправимся с тобой на отдых, в Швейцарию. На целых две недели, а? Две недели не будем расставаться ни на минуту.

— Витя, ты это серьезно? — с сомнением переспросила Римма, но в голосе и взгляде уже проступила теплота, и он это заметил. — А как же твоя работа?

— Брошу все к такой-то матери! — горячо уверил он. — И потом, нужно же мне когда-то отдыхать?

— Но у меня нет загранпаспорта.

— Это не проблема. Ну так как, я заслужил твое королевское прощение?

— Заслужил! — Она взъерошила его волосы, поцеловала в лоб, как нашалившего и покаявшегося ребенка.

Виктор перехватил ее руки, прикоснулся к ним губами, долго держал, не отнимая.

— И еще я хотел тебе сказать… Я думал об этом, пока был… ну, был там, — начал, слегка запинаясь, он. — Мне все больше и больше тебя не хватает. И я бы хотел изменить наши отношения, не мучить больше тебя и себя. Если, конечно, ты согласна.

Как долго ждала Римма от него этих слов! Радостно, возбужденно застучало сердце. Она прижала его голову к груди, прошептала:

— Я так по тебе соскучилась… И так волновалась.

— Малышка, милая моя малышка! Я тоже очень скучал без тебя, — шептал он в ответ. — Ты даже не представляешь, как я скучал! Как мечтал опять увидеть тебя, обнять!

— Ты останешься сегодня? — спросила она, не отпуская его.

— И сегодня, и завтра…

После публикации многочисленных объявлений о лотерейном билете Ольги Реутовой прошло тринадцать дней, но никакого результата не было. Профессор Портнянский Гордееву уже не звонил ежедневно, как первое время, и от этого было только хуже.

Гордеев заехал на Большую Дмитровку посоветоваться с приятелем. Что ни говори, а он был в тупике. Или, вернее, на совершенно открытом месте, и в какую сторону оттуда двигаться в поисках Ольги Реутовой — не имел ни малейшего представления.

— Неужели даже нет никакой версии? — удивился Турецкий. — Зная тебя, ни за что в это не поверю.

— Я думаю… я думаю… она могла элементарно со своими большими бабками загулять в каком-нибудь казино.

— И что, до сих пор никто оттуда не свистнул? — засомневался Турецкий. — Она же в розыске фактически!

— А там в вип-залах, знаешь, условия какие? Там Усама Бен Ладен играть будет, и его не выдадут, пока последний доллар не просадит. У казиношного менеджмента свои интересы.

— Хм… Может, ты и прав, — почесал Турецкий подбородок. — Тогда я советую тебе попросить «Глорию» о помощи. Кстати, относительно барышни с фотографии и Шереметьево-2…

— Да-да-да! — оживился Гордеев.

— Увы, никаких пока новостей, — сообщил жестокосердный Турецкий.

Ну что же, сказано — сделано. Гордеев договорился с Денисом Грязновым о том, что тот разошлет своих оперативников по московским казино.

Первым отзвонил Филя Агеев:

— В «Шангри Ла» Реутовой нет, и давно не было, больше трех месяцев.

— Понял, Филипп, спасибо, — сказал Гордеев.

Через полтора часа позвонил сам Денис.

— В «Арбате», «Черри» и «Короне» ее нет. В «Короне» была последний раз восемь недель назад.

— Ясно, вычеркиваем…

Сева Голованов последовательно отзвонил из «Космоса», «Голдэн Пэласа», «Империи», «Ройяла» и еще пяти игровых мест. Уже больше двух месяцев Ольга Реутова ни в одном из этих почтенных заведений не появлялась.

Проверили еще десяток заведений. Результат был тот же.

Гордеев подумал, что Реутова вполне могла уехать из Москвы, а то и из страны и тратить немалые деньги в каком-нибудь фешенебельном заведении на берегу Средиземного моря.

Он поехал домой, поужинал, посмотрел новости по телевизору, почитал на сон грядущий «Мысли» Блеза Паскаля: «Нет ничего столь невыносимого для человека, как пребывать в полном покое, без страстей, без дел, без развлечений, без занятий. Он ощущает тогда свое ничтожество, свою покинутость, свою недостаточность, срою зависимость, свое бессилие, свою пустоту. И немедля из глубины своей души он извлекает тоску, мрак, грусть, печаль, досаду, отчаяние…»