Все удивленно посмотрели на Надю. А Надя порывисто глотнула воздух. Словно пытаясь запить звуки собственного прорезавшегося голоса.

— Не простим, — серьезным тоном сказал Лопатин. — Порубим тебя на фарш.

— Ага, — еще серьезнее добавила Олеся Тихонова. — И скормим Ксюшиному коту.

Надино сердце садануло по ребрам. Колени дернулись и скинули сонного кота на пол.

— Я могу все исправить, — тихо сказала Надя. — Я… я завтра принесу всем вам по пиву.

— Давай, — одобрила Ксюша. — Прямо в школу, на алгебру. А еще лучше — на опрос по Лермонтову. Предложи бабушке устроить пивную вечеринку вместо литературы.

— Хорошо, — прошептала Надя, скатываясь внутри себя в ледяной ужас.

— Конечно, хорошо. А иначе бабушка никогда тебя больше не увидит.

И тут все засмеялись. Затряслись, громко хватая воздух раскрытыми в улыбке ртами. А Надя почувствовала себя беспомощным комком плоти. Словно вся она — вынутый хирургом из чьего-то тела орган. Скользкая, уязвимая. Чужая.

— Да это шутка, Завьялова, расслабься, — задыхаясь от смеха, простонал кто-то. — Это шутка.

Надя снова попыталась расслабиться. Но получалось хуже, чем раньше. Чувство сопричастности внезапно истощилось. Надя снова сократилась до самой себя, до своего обособленного скрюченного туловища, до своей болезненной неуклюжести. И в голове почему-то зашевелились неприятные воспоминания, медленно оживая. Будто плохо погребенные покойники. Все разом, и старые — как, например, об одиноком сидении на подоконнике после уроков, и совсем свежие — о жевательных мишках из магазина. Мишек, кстати, съел Сережа Гордеев.

А в полседьмого бабушка позвонила в третий раз и сказала, чтобы Надя живо шла домой.

— Вы не могли бы меня проводить до дома? — промямлила она после разговора с бабушкой. — Дело в том, что я не знаю дороги. То есть я не запомнила дорогу.

— А ты не боишься, что мы заведем тебя в лес с маньяками и там привяжем к дереву? И оставим умирать? — сказал Лопатин.

— Ребя-я-я-ят, — умоляюще протянула Аня Ищенко.

— А что? Мы на все способны. Или запрем в подвале, а бабушке скажем, что ты от нас ушла в семь и больше мы тебя не видели.

Все снова засмеялись, и Надя догадалась, что это, видимо, опять была шутка.

— Да не парься, проводим мы тебя, — сказала, отсмеявшись, Ксюша Лебедева. — Доставим бабушке в целости и сохранности.

Одноклассники действительно проводили Надю до дома. Правда, не к семи, а к девяти шестнадцати. И бабушка очень ругалась, месила воздух горькими возмущенными фразами.

— Разве мы так договаривались, Надюш? О чем мы с тобой договаривались? Ты хочешь меня довести? Связалась непонятно с кем. Скоро скатишься на двойки.

А Надя молча стояла напротив, косилась на обувные коробки, нагроможденные друг на друга в раскрытом шкафу. В шести из них действительно была обувь, а в двух — старые елочные игрушки. Многие поцарапанные и со сломанными крючками.

— Полдесятого на дворе. Когда ты собираешься домашнее задание делать? Ты скоро станешь как Уваров. Или, не дай Бог, как Сухарев этот несчастный. Ты этого добиваешься, а, Надюш? Быть на них похожей?

Надя не хотела быть похожей ни на Уварова, ни на Сухарева. Просто не могла четко объяснить, что опоздала не по собственной воле. А по воле одноклассников, которые решили разойтись только без семи девять. А раньше она уйти не могла, потому что не знала дороги.

Но со временем Надя выучила дорогу от Ксюши Лебедевой и стала уходить вечером одна.

— Мне нужно заниматься, — говорила Надя, поднимаясь с белоснежного дивана в шесть тридцать. — Мне пора.

— Нам всем нужно заниматься, и чё теперь? — не понимала Ксюша.

— Помимо домашнего задания, мне еще нужно играть на пианино.

— Блин, твоя бабушка — просто монстр какой-то. Как можно заставлять человека тренькать на пианино целыми сутками?

Вообще-то бабушка не заставляла Надю играть на пианино целыми сутками. Надя сама хотела играть. После нескольких часов «напряженного общения» ей было необходимо запереться в себе — вместе с музыкой. Восстановить потраченные силы. Когда ты в себе, когда уже не нужно мчаться за убегающими темами и лихорадочно сочинять реплики, можно наконец расслабиться по-настоящему. Можно купаться в ласковой безграничной свободе, быть самой собой. Быть звуками, которые ты извлекаешь. И Надя окуналась в пианино, ныряла с поверхности себя в глубину себя. Туда, где была сердцевина маленькой Надиной жизни.

Но одноклассники этого не знали. Одноклассники были убеждены, что Надя так много занимается музыкой из-за тираничной бабушки. А сама мечтает вырваться из бабушкиного плена, допоздна пить пиво дома у Ксюши Лебедевой и смотреть вместе со всеми странные кривлянческие фильмы, от которых должно быть смешно. Наверное, они так думали, потому что сами любили все это. И любить все это считалось нормальным. Поэтому Надя не убеждала их в обратном. Ей не хотелось, чтобы ее называли ненормальной, ей хотелось, чтобы ее принимали. Чтобы у нее были друзья: пусть даже непонятные, непохожие на нее и слишком говорливые. Пусть даже Надя с ними быстро уставала. Зачем-то они все-таки были нужны.

— Бабушка просто хочет, чтобы я хорошо играла, — оправдывалась она в прихожей Ксюши Лебедевой.

— Ага. А мы типа тебя отвлекаем.

— Да. Бабушка говорит, что вы все оболтусы. И что у вас ветер в голове.

Бабушка, конечно, действительно так говорила. Но все же, видимо, радовалась, что у Нади есть хоть какие-то друзья (жаль, конечно, что не Вероника Зябликова).

А значит, указание психолога Тамары Вадимовны выполнено. А значит, Надины «психические проблемы» постепенно решаются. Соответственно, можно опять послать Надю на музыкальный конкурс. Без страха еще раз опозориться.

И в восьмом классе Надя вновь оказалась в заявке на «Юное звучание весны».

Надя не слишком обрадовалась новости о своем официальном возведении в ранг «здоровых». И совсем не обрадовалась вытекающей из него отправке на конкурс. Живот заныл, заелозил, и руки потянулись к щекам.

— Прекрати, Надюш, — строго сказала бабушка. — Сейчас же прекрати себя бить по щекам. Ты ведь общаешься с ребятами, ты теперь обычная нормальная девочка.

— Я не хочу на конкурс! — тихо прокричала Надя.

— Как это не хочешь, Надюш, ну как это?! Мы с Юлией Валентиновной уже обо всем договорились. Надо загладить тот позор. Показать всем, на что ты действительно способна. Ты ведь очень способная девочка и можешь многое. Обязательно нужно участвовать! К тому же и ехать никуда не придется: первый тур будет в этом году у нас. Не расстраивай меня.

Расстраивать бабушку не хотелось, и Надя отняла руки от щек. Надавила на ерзающий живот, вцепившись пальцами в синий джемпер. Попыталась унять щупальца страха внутри живота.