— Повторюсь: испытание «Молнии» всерьез обеспокоило высшее руководство. Нарушение ядерного паритета — это первое и пока что самое малое следствие перевооружения российских ядерных сил… Оно ломает стратегию нашего присутствия в Центральной и Восточной Европе, ставит под угрозу интересы наших союзников, развязывает руки противникам, после чего, говоря откровенно, вся внешнеполитическая линия США оказывается большой коровьей кучей. Это третье и последнее. И все мы по уши в этой куче!

Это был разнос. Паркинсон по старой привычке выложил на стол свои сухие длиннопалые ладони и рассматривал их, медленно шевеля пальцами. Фьюжн снова обратился в кусок черного обсидиана. Барнс хотел что-то сказать, но Фоук перебил его, воткнув указательный палец в пространство где-то напротив его мясистого носа.

— Не надо пустопорожних разговоров! Ваша задача номер один: получить подробную информацию о тактико-технических характеристиках «Молнии». Задача номер два: получить надежный и осведомленный источник информации, который мог бы заменить Зенита! Вам все понятно?

— Да, — за всех ответил Паркинсон.

— Тогда жду предложений. Ну? Я слушаю!

Первые полминуты Фоук слышал лишь, как в приемной за двойными дверями у секретаря гудит утилизатор бумаги.

Он смотрел на старину Мела и думал: ничего, пусть привыкает. Как-никак, шеф Русского отдела, самого проблемного отдела в Управлении, должен уметь держать удар. Пусть учится. Он, кстати, еще не видел, как у разозленного Директора вылетают молнии из задницы…

— Можно? — Фьюжн приподнял руку. — Я думаю, самый короткий путь — самый простой. Мы избегали форсированных ситуаций, но раз такое дело, можно попробовать… У нас на руках целый список лиц, приближенных к проекту, социальное и семейное положение которых не совсем стабильно. Случайное знакомство, вечер за стаканчиком горячительного, слегка завуалированное вербовочное предложение…

— Вы уже подложили шикарную брюнетку под главного инженера «Точмаша». Нашим московским коллегам с трудом удалось имитировать происки ревнивого любовника, неизвестно, насколько поверили в это русские, — перебил его Фоук. — О каком списке идет речь?

— Одиннадцать фамилий. Холостяки, разведенные, карты, алкоголь, жилищные проблемы, задвиги по службе. Возможные объекты вербовки, — впервые подал голос Эл Канарис, новый глава аналитической службы Отдела, бывший заместитель Паркинсона.

— Только одиннадцать? — Фоук вытянул трубочкой губы. — Неужели в России научились заботиться о человеке?

Ему пришлось развернуться на несколько градусов, потому что Канарис сидел по другую руку, отдельно от других сотрудников — причем под самым окном, в тени, так что лицо его было трудно разглядеть. И разглядывать там особенно нечего: худощавый, неспортивный, состоящий из хрящей и мослов, с пучком белых, как хлопок, волос над высоким классическим лбом — единственным в облике Канариса, что носило отпечаток экстравагантности.

— Это наиболее перспективные объекты…

Фоук усмехнулся и покачал головой.

— Нет. Наиболее перспективный объект — это зам директора «Циклона» Сергей Семаго: майор-ракетчик в отставке… Кстати, на начальных этапах он конструировал двигатели «Молнии». А сейчас имеет доступ ко всей конструкторской и технологической документации… И вполне может заменить Зенита! То есть его вербовка решает обе наши задачи!

В кабинете наступила тишина.

— Он же старый приятель Зенита, — мягко вставил Фьюжн. — Был под подозрением — уже нечист, уже ограничения в доступе к секретной информации. Да и перенес серьезный стресс за время следствия. Уверен, он даже фильмы американские с тех пор не смотрит, не то что в контакт с нами вступать…

— Я помню его «объективку», — поднял голову Паркинсон. — Семаго — человек состоявшийся. Никаких материальных проблем. Жилье в центре Москвы, молодая любовница. Да и интересов каких-то специфических нет, за которые его можно поддеть.

— Алкоголик и невротик! — эхом отозвался Барнс, голос у него прорезался неожиданно низкий и мощный, как у православного дьякона. — У таких людей всегда бывают проблемы! И материальные, и прочие! А насчет ограничения в доступе к информации — это только предположения… ни на чем не основанные, кстати! А раз после этой истории Семаго остался заместителем директора, какие тут могут быть ограничения?

Похоже, он говорил дело.

— Действительно, можно проверить, — кивнул Фьюжн. — Все-таки солидная фигура, покрупней этих одиннадцати… Надо поискать подходы… Что там с его любовницей? Кто она? Модель? Сирота? И почему только одна? Одна бывает жена, а любовницы приходят и уходят, если я что-то понимаю в этой жизни. Есть на нее что-нибудь?

Фоук жестом фокусника достал из бювара лист бумаги и две фотографии.

— Наталия Андреевна Колодинская, уроженка Тамбова, 36 лет, образование среднее специальное, — прочел он. — Типичная «секси», в силу возраста постепенно приходящая в упадок. Но следит за собой и держится пока…

Он передал снимки Паркинсону, а тот, просмотрев, — остальным.

Интересная молодая женщина позирует за рулем автомобиля. Она же в компании грузного мужчины за пятьдесят стоит у барной стойки на морском пляже. Лицо, фигура, все на месте. Безупречные, с тонкими коленями, ноги сразу обращают на себя внимание.

— На сироту не похожа, — резюмировал Паркинсон. — Откуда снимки?

— Это не результат оперативно-агентурной работы и сложных разведывательных комбинаций. Моя секретарша скачала из «Одноклассников», — усмехнулся Фоук. — Это российская социальная сеть, аналог нашего «Фейсбука».

— Красавица и чудовище… Это ведь Семаго рядом с ней? — Фьюжн постучал пальцем по снимку, задумчиво нахмурил брови. — Неприятный тип. Но ведь что-то держит их вместе…

Фоук забрал фотографии обратно, посмотрел на бульдожьи щеки Семаго, на гладкие ровные ноги Наталии Колодинской и объявил:

— Семаго должен быть взят в разработку в ближайшее время. Определите сроки и представьте план операции!

— Гм… Мы, конечно, сделаем все, что в наших силах, — сказал Паркинсон. — Но как найти подходы к такой опытной акуле? У русских есть поговорка: «Пуганая ворона куста боится»… Здесь нужен очень надежный канал…

Фоук снисходительно улыбнулся.

— Вот этот канал!

Он извлек из своего бювара еще одну фотографию. Перед насторожившимися сотрудниками Русского отдела возникло лицо интеллигентного молодого мужчины, открытое, располагающее к себе, даже застенчивое немного — живое сочетание ума и легкого парижского шарма.

— Узнаете?

— Родион Мигунов, — уверенно сказал Паркинсон. — Сын Зенита. С ним давно и успешно работает Роберт Смайли — «Журналист». Молодой Мигунов уже выполнил «вслепую» ряд заданий. Но он, безусловно, догадывается, что делает. Думаю, с вербовкой проблем не возникнет…

— Это хорошо, — сказал Фоук. — Кстати, «Журналист» — Смайли, это сын Кертиса Вульфа. Знаете такого?