Ничего от них не скрываю, и они не задают вопросов. Может быть, я неправа – не принято делать детей свидетелями взрослых страданий.

Он не любит моих детей. Хорошо, ладно, он не обязан. Но мне так остро жжет сердце, когда я думаю о том, как они его встречали – со щенячьим восторгом, прыгали и чуть не облизывали. Почему они, такие маленькие люди, умеют любить не в ответ, а просто так?!

Ты не подпускала меня к ним, упрекнул он в очередном письме. Не понимаю, что это значит.

А каково было бы без детей? Если бы мы встретились тогда, когда я была еще без них. Не было бы причин уходить от меня?

– Чему я вас научила? – спрашиваю у детей.

Младший задумался и старательно перечислил:

– Ну-у… вести себя В ОБЩЕСТВЕ, не пить колу на диване, не брать чужое без разрешения…

Старший повел рукой и сказал:

– Любить.

Полчаса хрипела и задыхалась.

Мои такие разные, незаменимые, мои бальзамы для сердечных ран и капли жизни.

Подруга, которая безоговорочно возненавидела моего мужчину после разрыва, добавила, что, если он вернется, она его снова полюбит.

– Вы слишком много слов употребляете, – с досадой сказала она. – Мужчине не пристало столько базарить. Тонете в словах, и смысл теряется. Он просто должен прийти и что-то сделать, а не оправдываться.

Все правы. И он, и она, и все. А мне предписано только ждать.

* * *

Ты – это как купаться в дождь летом. Никто никогда не идет купаться в дождь. Ты внутри моря, и вдруг неожиданно пошел дождь. Летний, теплый, приятный. Теплое море вокруг, и теплые капли с неба смывают соль с губ. Ты в воде и так близок к небу. Шум прибоя с шумом дождя. Ты чистый и первобытный.

Я не верил в последний шанс, у меня их было много.

Позавчера я выпал из окна второго этажа. Да, смейся надо мной. Ничего не случилось, просто я был так пьян, что вывалился из очень низкого окна, в полете зацепился за бельевую веревку и все-таки рухнул вниз.

Так, ничего особенного. Царапины, ушибы, немного хромаю. Главное – нет сотрясения, потому что все помню.

Все помню.

* * *

Я восхищаюсь женщинами, которые находят наслаждение в одиночестве. Умеют быть счастливыми сами с собой, и почему-то они никогда не бывают одиноки. Почему так парадоксально все устроено: кто-то не выживет один, но он всегда один, а кому-то дано все сразу и даже то, что ему не очень-то и надо?!

Читаю бесконечные психологические статьи: двенадцать способов стать богиней.

Восемь отличий девочки от женщины.

Семнадцать признаков, что ваши отношения нежизнеспособны.

Почему нигде ничего не написано вот о чем: если два человека любят друга друга, зачем они расстаются?!

– Давай рассуждать логически, – прихлебывает кофе подруга-старая-черепаха. – Вот два человека, и между ними не было измены. Нет третьего лишнего. Нет предательства, мошенничества, нет ничего такого, что нельзя было бы простить или отыграть назад. По мне, расставаться им – самая большая бессмыслица и расточительность. А может, на вас порчу навели?!

Логика – хорошая вещь, успокаивающая. По ней все неизбежно должно наладиться.

– Если бы мой муж сказал мне – поехали в горы, я бы поехала. И заметь, я вовсе не из послушных женщин, – добавляет старая-черепаха.

Я бы тоже поехала. Куда угодно.

Только он никуда меня не позвал.

* * *

Лето приближалось к порогу, уже ночами дети спали раскидавшись, и город окончательно оттаял после мерзлой ветреной весны.

Айлар сидела на кухне и рисовала.

Шариковой ручкой, потом пером и тушью.

Рисовала на больших белых листах мелкие детали, тщательно выводя каждую ресничку и лепесток. Фигуры появлялись сами собою, переливаясь одна в другую – ветки и кошки, соловьи и корабли, фрукты и глаза. Штрихи то ложились тонко и ровно, то завивались виноградными усиками, и с каждой полностью проявившейся фигурой словно спелое яблоко падало с дерева в подол Айлар.

Лист должен быть весь заполнен, а чем – он сам подскажет.

Черно-белая картинка говорила ей больше, чем цветная. Она предлагала выбор.

За долгое время накопилась уже целая галерея рисунков. Айлар заканчивала один и тут же брала следующий лист, как будто из нее тянулась неистощимая река, и в конце концов эти рисунки сложатся в одну целую огромную картину.

Может быть, эта река, как и всякая другая, вливается в море.

Может быть, река приведет ее к заветному морю, которое ее ждет.

Про которое она всегда будет знать, даже с закрытыми глазами, в какой оно стороне.

Это было в те далекие и непрекрасные времена, когда в городке Б., как и во всей моей погибающей стране, было темно, холодно и страшно.

Мы веселились как умели – нашли квартиру без родителей и приглашали туда толпы разного народа, который тоже хотел веселиться.

Квартира быстро прославилась – скоро и приглашать не надо было, сами приходили и с собой еще людей приводили.

На такую прорву угощения было не напастись, и скоро установилось взаимовыгодное правило: наш «салон мадам Рекамье» – ваша пайка.

В основном нашествие жаждущих хлеба и зрелищ крепчало к вечеру, и кого только мы не перевидали! Кто только не пил кофе из наших рук, кто только не плакался в наши жилетки, кому только я не гадала по ладони, кто только не травил баек из своей или чужой выдуманной жизни!

Но очень скоро они все для нас стали на одно лицо.

Мальчишки-переростки, живущие как цветы, не обремененные заботами, кроме как найти денег на выпивку-сигареты-шмотки сейчас и найти богатую невесту в перспективе.

Или такие же изнывающие от скуки девицы, как мы.

Иногда приливом приносило и сравнительно интересных персонажей.

Трое молодых нуворишей из столицы приехали в городок Б. по делам и были готовы один вечер потратить на развлечения.

Собственно, они были приятнейшие люди – если вынести за скобки, что сидели до утра, не заморачиваясь тем, что мы зеваем с выворотом челюстей, и разговаривали почти все время исключительно друг с другом.

Мы выполняли при них обязанности живых букетов – даже гейшам уделяют больше внимания! Сидели в красивых позах на диванчиках, изредка выносили пепельницы и варили кофе; и внимали, внимали, потому что из всего того сброда, с которым мы якшались, эти трое были первые по-настоящему серьезные и успешные чуваки.