Но он не мог сказать этого при тебе, подумал я. Они никогда не говорят такого, если знают, что их может услышать пациент.

– Но я выкарабкался. – В его голосе слышалась гордость. – Мой дед позвонил маме… Я думаю, они говорили первый раз за долгое время. Не знаю, кто ему сказал о том, что происходит, но у него везде свои люди. Это мог сделать любой из них.

«Везде свои люди» прозвучало как паранойя, но я держал рот на замке. А позднее выяснил, что никакой паранойи нет. У деда Майка действительно везде были свои люди, и они салютовали Иисусу, флагу и НСА[24], хотя не обязательно в такой последовательности.

– Дед сказал, что я выздоровел от пневмонии благодаря Божьей воле. Мама ответила ему, что это чушь собачья, как и его более раннее утверждение, что моя дистрофия – кара Божья. Она ответила, что я крепкий маленький сукин сын, и Бог не имеет к этому никакого отношения. Потом бросила трубку.

Майк мог слышать, что говорила его мать, но не дед, и я сомневался, чтобы Энни пересказала сыну подобный разговор. Однако я и не думал, что он все это сочинил; более того, теперь мне хотелось, чтобы Энни не торопилась возвращаться на пляж. Откровения Майка воспринимались совсем не так, как пророчества Мадам Фортуны. Я верил (и до сих пор верю, после стольких лет), что она обладала толикой шестого чувства, которая подкреплялась тонким пониманием человеческой природы, а потом окутывалась сверкающей ярмарочной мишурой. Экстрасенсорные способности Майка проступали более четко. Без прикрас. По-настоящему. Не призрак Линды Грей, но что-то близкое к этому, понимаете? Прикосновение другого мира.

– Мама говорила, что мы никогда не вернемся сюда, но мы здесь. Потому что я хотел вернуться, и потому что хотел запускать змея, и потому что я не доживу до двенадцати, не говоря уже о двадцати. Это все та пневмония. Понимаешь? Я принимал стероиды, и они помогали, но пневмония в сочетании с эм-дэ Дюшенна навсегда загубила мои гребаные легкие и сердце.

Он взглянул на меня с детской воинственностью, наблюдая за реакцией на свой совсем не детский лексикон. Мне было не до того. Меня занимал смысл его слов, а не они сами.

– То есть ты хочешь сказать, что вторая порция смузи тебе не поможет.

Он откинул голову назад и рассмеялся. К сожалению, смех почти сразу перешел в жуткий кашель. В тревоге я даже подошел к нему и похлопал по спине… но мягко. Его тело, казалось, состояло из куриных косточек. Майло гавкнул один раз и положил лапы на худенькую ногу Майка.

На столе стояли два кувшина, с водой и свежевыжатым апельсиновым соком. Майк указал на воду, и я налил ему полстакана. Когда попытался поднести к его губам, он сердито посмотрел на меня – продолжая кашлять – и взял стакан. Немного воды выплеснулось на рубашку, но большая часть попала в рот, и кашель начал затихать.

– Сильный приступ. – Он похлопал себя по груди. – Сердце стучит, зараза. Матери не говори.

– Господи, малыш! Как будто она не знает!

– Она знает слишком много, вот что я думаю, – ответил Майк. – Она знает, что у меня впереди три более или менее хороших месяца, а потом четыре или пять действительно плохих. Когда я уже не смогу вставать с постели, буду только вдыхать кислород и смотреть по телевизору «Военно-полевой госпиталь» и «Толстяка Альберта». Единственный вопрос, позволит ли она присутствовать на моих похоронах бабушке и дедушке Росс. – Он вновь сильно закашлялся, его глаза увлажнились, но я знал, что это не слезы. Несмотря на слабость, он не поддавался эмоциям. Прошлым вечером, когда змей парил в небесах, а Майк крепко сжимал катушку с леером, мальчик казался моложе своих лет. Теперь, когда я видел его борьбу с болезнью, он выглядел старше. А более всего пугало хладнокровие, с которым он переносил выпавшее на его долю. Его взгляд встретился с моим, уперся в мои глаза. – Она знает. Просто не подозревает, что я знаю.

Хлопнула дверь. Мы повернулись и увидели, как Энни пересекает задний дворик, направляясь к дорожке, ведущей к пляжу.

– Почему мне это надо знать, Майк?

Он покачал головой:

– Не имею ни малейшего понятия. Но не говори об этом с мамой, хорошо? Она только расстроится. Кроме меня, у нее никого нет. – Эти слова он произнес без гордости, просто признавая суровую правду жизни.

– Ладно.

– И вот еще что. Я чуть не забыл. – Он вновь посмотрел на Энни, которая уже миновала полдорожки, повернулся ко мне. – Это не белое.

– Что не белое?

Майк выглядел озадаченным.

– Понятия не имею. Проснувшись сегодня утром, я вспомнил, что ты придешь за смузи, и тут это пришло мне в голову. Я думал, ты сразу поймешь.

Прибыла Энни. Она приготовила мини-смузи в стакане для сока. Сверху красовалась клубничина.

– Ням-ням! – воскликнул Майк. – Спасибо, мама!

– На здоровье, милый.

Она заметила его мокрую рубашку, но ничего не сказала. Когда спросила, не хочу ли я сока, Майк подмигнул мне. Я ответил, что с удовольствием. Пока она наливала сок, Майк скормил Майло две большие ложки своего смузи.

Энни повернулась к сыну, увидела наполовину опустевший стакан, и на ее лице отразилось удивление.

– Надо же, ты сегодня действительно голодный.

– Я тебе говорил.

– И о чем вы с мистером Джонсом… Девином… беседовали?

– Да ни о чем. Он сидел такой грустный, но сейчас немного повеселел.

Я промолчал, но почувствовал, как кровь приливает к щекам. Когда решился взглянуть на Энни, она улыбалась.

– Добро пожаловать в мир Майка, Девин.

– Я, наверное, выглядел так, будто проглотил карася, потому что она рассмеялась. Ее смех ласкал слух.

* * *

Вечером, когда я возвращался из «Страны радости», она стояла у конца дорожки, дожидаясь меня. Впервые я увидел ее в блузке и юбке. И в одиночестве.

– Девин? Есть секундочка?

– Конечно. – Я поднялся по пологому песчаному склону. – А где Майк?

– С ним три раза в неделю занимаются лечебной физкультурой. Обычно Джейнис – его инструктор – приходит утром, но сегодня я попросила ее прийти вечером, потому что хотела поговорить с тобой наедине.

– Майк знает?

Она печально улыбнулась:

– Вероятно. Майк знает гораздо больше, чем следует. Я не буду спрашивать, о чем вы говорили после того, как он избавился от меня, но догадываюсь, что его… озарения… не стали для тебя сюрпризом.

– Он рассказал мне, почему сидит в инвалидном кресле, вот и все. И упомянул пневмонию, которой заболел на прошлый День благодарения.

– Я хотела поблагодарить тебя за воздушного змея. Ночи у моего сына очень беспокойные. У него ничего не болит, но во сне ему трудно дышать. Это что-то вроде апноэ. Он вынужден спать полусидя, но это не помогает. Иногда он совсем перестает дышать, и когда такое случается, монитор начинает звенеть и будит его. А в прошлую ночь – после полета воздушного змея – он проспал до утра. Я даже подошла к нему, около двух часов, чтобы убедиться, что монитор не сломался. Майк спал как младенец. Не метался по кровати, не стонал, ему не снились кошмары – а он их часто видит. Это все воздушный змей. Едва ли что-то еще способно было так порадовать Майка. Разве что поход в твой чертов парк развлечений, но это исключено. – Она замолчала, улыбнулась. – Черт, кажется, меня понесло.