По его лицу нельзя было догадаться, о чем он думает, но ирония в тоне прозвучала вполне отчетливо.

— Конечно, любишь.

Он закрыл ей рот поцелуем, не дав возможности ответить. Вот чего он хотел от нее Яснее выразиться невозможно. Любовь тут ни при чем.

Как и прежде, его не было рядом, когда Челси открыла глаза рано утром. Полежав немного, она предалась воспоминаниям о чудесной ночи, но о реальности нельзя забыть надолго. Еще три недели, если ей повезет, — и до свиданья! От одной мысли о разлуке грудь сдавило, словно железными клещами.

Раздался стук, дверь распахнулась. В комнату влетел Димитрис и с разбегу прыгнул на кровать.

— Ну ты и спуня, — заявил он, блестя глазами.

— Соня, — поправила Челси, скорчив гримаску. — А сколько сейчас времени?

— Много!

Она села в кровати, глянула на часы, лежавшие на тумбочке, и погрозила мальчику пальцем, увидев, что еще очень рано: начало восьмого.

— Ах ты маленькая обезьянка!

Тут только, увидев, на что он уставился, она сообразила, что на ней нет рубашки. Наверняка ребенок впервые видит обнаженную женскую грудь, и весьма вероятно, что Никос не одобрил бы столь ранний опыт. Поздновато прикрываться, но она все же попыталась: скрестила перед собой руки.

— А почему у меня нет таких шаров? — поинтересовался мальчик, расстегнув пижамку и разглядывая свою плоскую грудь.

— Потому что ты мальчик, а такие шарики только у девочек, — с легкостью ответила Челси. — И только у тех, кто постарше. Пойди разбуди папу, пока я буду одеваться.

— Папа уже встал. — Димитрис, явно не желая уходить от затронутой темы, спросил: — Почему только у девочек?

— Чтобы отличать их от мальчиков. — Не хватало еще пуститься в объяснения пятилетнему ребенку различий между мужчиной и женщиной, с ужасом подумала Челси. Подобного опыта у нее не было. — Лучше пойди оденься, — поспешно добавила она. — Но сначала прими душ.

— А давай вместе пойдем, — предложил заинтригованный Димитрис, сообразив, что это, вероятно, не единственное различие между ними.

— Вдвоем мы там не поместимся, — быстро нашлась Челси. Явная ложь: ванные в таких квартирах оборудованы душевыми кабинками, в которых можно танцевать. — И потом, сегодня тебе в душ необязательно, можешь просто умыться.

— Ты слышал, что сказала Челси? — раздался голос Никоса. — Иди.

Димитрис подчинился с явной неохотой и рассмеялся, когда отец пригрозил его отшлепать.

Усилием воли Челси подавила желание тут же завернуться в одеяло.

— Извини, — пробормотала она, ее щеки пылали. — Я забыла, что не одета.

Никос иронически приподнял брови.

— Другого я и не ожидал. Димитрис не должен был входить к: тебе без разрешения, но ничего страшного не произошло.

— Имей в виду, он может начать задавать неудобные вопросы, ― предупредила Челси, не зная, чего больше хочет: чтобы Никос ушел или чтобы остался. — Спросил, например, почему у него не такая грудь, как у меня.

Стоя в дверях ― совершенно неотразимый в белых брюках и темно-зеленой рубашке, — Никос весело рассмеялся.

— И что ты ответила?

— Что девочки отличаются от мальчиков.

— Во многих отношениях, не только физически, — последовал суховатый ответ. — Некоторых отличий он никогда не поймет.

— Женщин не труднее понять, чем мужчин, — парировала Челси. — Я, например, никогда не знаю, о чем ты думаешь. Ну, почти никогда, — добавила она, заметив ироничный блеск в его глазах. Она поколебалась, прежде чем продолжить: — Никос, насчет вчерашнего…

— Вчерашнего? — переспросил он ровным тоном.

— Ты знаешь, о чем я.

— Все под контролем, — сухо ответил он. — У меня нет желания обсуждать этот вопрос.

— Но ты хочешь, чтобы я осталась?

С минуту он молча сверлил ее глазами, откровенно разглядывая красивое лицо, золотистые волосы, гладкие обнаженные плечи, упругую грудь.

— Пока я не готов тебя отпустить, — наконец произнес он. Спрашивала она о другом, но поняла, что больше ничего не добьется. — Что тебе заказать на завтрак?

— Кофе и печенье, — отозвалась она. — Я неголодна.

Никос кивнул.

— Как скажешь.

Если бы только он подошел и поцеловал ее! Нет, вышел, не проронив больше ни слова. Ее прегрешения, возможно, прощены до некоторой степени, но ни в коем случае не забыты.

Надев одно из новых платьев, на сей раз слегка приталенное, в диагональную белую и бежевую полоску, она вошла в гостиную. Отец и сын уже ждали ее.

— Я помог Челси выбрать новую одежду, — с гордостью заявил Димитрис. — Мы были во многих магазинах!

— И все за два часа после ленча, — поспешила уточнить Челси, не желая, чтобы он думал, что они только и делали, что бегали по магазинам.

— Отличный выбор, — одобрил Никос. — Мы должны составить на сегодня такую программу, которая подошла бы к столь замечательному наряду.

— Я могу переодеться, — предложила она, обрадовавшись, что их пребывание в Афинах продолжается. — Только скажи, что мы будем делать, и я оденусь соответственно.

Он пожал плечами.

— Как хочешь. Ты была в Дельфах?

— Нет, но всегда мечтала.

— Тогда надень что-нибудь легкое и свободное. Если хочешь все увидеть, нам придется там заночевать.

Челси приняла бы любое его предложение. Хотя едва ли простая уступчивость поможет вернуть утраченное взаимопонимание.

— В таком случае пойду кое-что покидаю, — с наигранной беззаботностью произнесла она.

— Куда покидаешь? — спросил озадаченный Димитрис.

— Челси хочет сказать, что соберет дорожную сумку, — терпеливо объяснил Никос, бросив на нее укоризненный взгляд. — Английский язык и так достаточно непрост, чтобы его усложнять…

Димитрис нахмурил брови.

— Дион сказал вчера новое слово, но я его сейчас не помню.

Наступившая пауза показалась Челси бесконечной. Она чувствовала, как темные глаза Никоса пронзают ее насквозь. Это конец, мелькнула удручающая мысль.

— Я хочу поговорить с Челси наедине, — угрюмо буркнул Никос сыну. — Иди поиграй в своей комнате, пока мы тебя не позовем.

Судя по испуганному выражению, появившемуся на личике, Димитрис понял, что опростоволосился. Он вспомнил, что не должен был говорить отцу о том, что видел вчера Диона. Челси ободряюще улыбнулась ему, покачала головой в знак того, что он не совершил ничего плохого, и с облегчением увидела, что лицо мальчика прояснилось.

— Прежде чем ты спросишь, — начала она, когда Димитрис ушел, — я понятия не имею, где сейчас Дион и Элини.