Обхватил пальцами острый подбородок и приподнял вверх лицо. Алекса дышать перестала. Нужно ведь оттолкнуть. В сказки, рассказанные о знакомых, не поверила, но почему-то упрямо продолжала стоять рядом и хаотично блуждать взглядом по заострившимся чертам мужского лица. Такого красивого и опасного…

— А чего желаешь ты? — произнесли чувственные губы очень тихо, заставляя проговорить ответ мысленно, но только не вслух.

— Чтобы ты ушел! — с трудом выдавила Алекса, чувствуя, как в горле пересохло.

Но Паша правильно прочитал ее настоящее желание. Навязчивое, примитивное и бесстыдное. Хотела ли Ал, чтобы он ее поцеловал? Да, черт возьми!

Черные глаза опасно заблестели.

— Точно?

— Да! Я никогда не буду третьей за вечер!

И упираясь ладонями в грудь самоуверенного парня с силой оттолкнула. Дубнов нехотя отшагнул. Желваки на мужском лице ходуном заходили, пока Алекса пыталась справиться с тем, чтобы устоять на ватных ногах. «Уйди, пожалуйста! Не испытывай меня! Уйди!» Умоляла глазами.

Проиграть собственным желаниям настолько унизительно, но она именно это сейчас и сделает, если кое-кто надавит сильнее. Его сила оказывается в разы мощнее… Если Колин уважает ее мнение и следует просьбам, то этот ведь так не поступит…

Паша, полоснув Алексу жалящим взглядом, развернулся и вышел из уборной. Она же опустила голову и тяжело задышала, прикрывая рот дрожащей рукой. Ее трясло, а внутренние органы буквально ныли только лишь от его намеков и дерзких прикосновений к лицу. Нужно взять себя в руки и вернуться в зал… Только сделать это была не судьба. Дверь вдруг с грохотом открылась снова.

От неожиданности Ал вздрогнула и вскинула голову. Инстинктивно отшатнулась. Глазами встретилась с решительными мужскими. Паша пошел в ее направлении тяжелым шагом, а девушку бросило в крупную дрожь от осознания, что это все…

— Тогда будешь единственной! — уверенно проговорил он, прежде чем обхватить Алексу за шею сзади и рывком притянуть к себе.

Мужские губы накрыли ее в требовательном поцелуе. Все внутри зазвенело, стоило наглому языку прорваться внутрь и встретиться с ее. Реальность исчезла. Взорвалась и ярким грибом вспыхнула вокруг них. Фостер забыла о том, что она в жизни себе не позволяла вот так целоваться в общественном месте. Паша отобрал любую способность на здравые мысли. Его правая рука накрыла затылок, а левая впилась в талию, со всей силы вжимая в себя.

Он хотел уйти еще пару секунд назад. Уже почти ушел, но понял, что чем больше и дальше уходит, тем сильнее его притягивает обратно. И сейчас, оставив ее тут одну, мгновенно осознал, что ни хрена ему теперь легче не станет. Все нутро требовало вернуться и сделать то, чего на самом деле хотел. Он мог обманывать себя сколько угодно. Сдерживать. Сажать на цепь эмоции. Но они, сука, все равно рвутся наружу, как бы крепко их ни привязывал.

Ответный стон Алексы сорвал все планки. Она почувствовала, как ее с силой толкают к стене и буквально пожирают. Губами, руками. Сумасшедшей страстью, от которой ее колотит, как в лихорадке. Разве можно вот так целоваться? Чтобы пол под ногами уходил, а голова кружилась так сильно, будто после запрещенных медикаментов? Нет, это ненормально! Как и то, что свои собственные руки скользят по накаченным плечам, оплетают крепкую шею, а пальцы утопают в жестких волосах на затылке, прижимая парня еще ближе.

Алекса никогда не испытывала настолько сильных эмоций, в буквальном смысле ставших смертоносными. Ее нервные клетки сгорали от переизбытка напряжения, а между ног окатило волной томительной боли. Такой неожиданной, что она оказалась в шаге от оргазма.

Вот так просто. От одного поцелуя. Мужского запаха и власти, исходившей от Паши.

Пашу же унесло. Жадная и чувственная реакция Фостер на его поцелуи вызвала в голове полный переворот. Маленькая и беззащитная она, оказывается, может быть сумасшедшей и настолько горячей, что его шкварит от одних лишь прикосновений к женской бархатной коже, пока он рукой сминает подол юбки и ведет ладонью вверх по бедру.

Не контролируя себя, Паша сжал второй рукой грудь, вырывая изо рта Алексы надрывный стон и понимая, что хочет ее как никогда прежде. Признаваясь себе, наконец, что прикованные эмоции не просто сорвались с цепи, они охватили его целиком, впиваясь в горло, и теперь уже не отпустят.

— Па-ша́, - рваный шепот отравил похлеще лсд.

Алекса выгнула шею, позволяя Паше заскользить губами по предплечью. Ее тело горело безжалостным огнем. Сосок под жадностью сминающей его руки ныл. Обжигающие языки возбуждения жалили низ живота, а когда мужская рука коснулась тонкого кружева трусиков, а его напряженная плоть в штанах уперлась в бедро, Фостер увидела свое перекошенное от запретного удовольствия лицо в отражении и испугалась.

Реальность лавиной ударила по голове, рывком возвращая в ночной клуб. Господи, она ведь в туалете… Для человека, который даже целоваться в общественных местах не особо любил, это оказалось высшей степенью шока и табу… А самое главное, понимание того, что прикосновение мужских пальцев к плоти заставляет извиваться от нетерпения большего, включило обратную реакцию.

Она не может вот так. Изменить Колину. Позволить чужому парню бесцеремонно лапать себя в туалете, а самой сходить с ума от этого. Еще и с кем? С Пашей! С тем, кто уже сегодня после нее возможно отправится в постель к другой девушке, а на завтра Алекса станет просто пустым местом, потерявшим собственное достоинство.

— Стой! — прошептав пересохшими от частого дыхания губами, Фостер уперлась Паше в грудь и сжала ноги, перекрывая его руке путь к промежности. — Остановись!

Дуб не сразу понял, о чем она просит. Его ломало. Кости ныли, так хотел сдвинуть чертово белье и попробовать ее на ощупь. Но то, как Алекса внезапно его оттолкнула, отрезвило. Сдерживая рвущуюся внутри пружину, постарался сосредоточить взгляд на раскрасневшемся лице.

— Это неправильно, — качнула головой Фостер, быстро поправляя платье, словно боясь, что ее кто-то может заметить и уличить в непристойном поведении, — у меня есть Колин. А это, — провела между ними подрагивающим указательным пальцем, — это только алкоголь. Об этом никто не должен знать!

Последняя фраза Пашу вывернула наизнанку, хлестнув сильнее, чем если бы она ему по морде влепила.

Фостер быстро прошла мимо, спасаясь бегством от собственной слабости и слыша, как из уборной грубо доносится слово на русском. Скорее всего, матерное. А потом раздался удар и звук падающих стекол в раковину. Господи, ненормальный!

Ей необходимо домой. Эмоции, вызванные Пашей, вогнали в шок. Она и не знала, что способна испытывать такой ураган желания лишь от пары секунд жестких алчных поцелуев, редко позволяемых бойфренду, потому что не любила красные следы, остающиеся после щетины вокруг губ. А сейчас, подходя к своему столику, понимала, что губы пекут совсем не от щетины, а от жажды, с которой ее рот в буквальном смысле терзал этот ненормальный.