— Он большая сила! — уважительно произнес Дворняшин.

— Это мы большая сила! — сказала Зинаида Васильевна. — Он нас боится, таких слабых, таких обыкновенных! Поэтому и хочет уничтожить. Отгадай, кто сильнее — человек или железный змей, выпускающий из глаз огонь?

— Змей! — уверенно сказал Дворняшин. Зинаида Васильевна рассердилась:

— Вот и дурак! Иди к своему змею, раз он такой сильный! Он немного поумнее тебя, но вы с ним похожи! Только он из железа, а ты из мяса! Его идеи и цели такие же примитивные и устаревшие, как вся твоя личность. Куда им до нашей Земли! Какая-то затрапезная допотопная планета! При такой военной мощи мышление на уровне земного средневековья. Все у них рассчитано на твои три извилины. И то он все время злится, что даже тебя не может переделать, а нас тем более. Да и не такой он сильный. У нас на Земле прямо на глазах хиреет и сипит.

Дворняшин только хмыкал вместо ответа.

— Не бойся, — посочувствовал ему Даниэль, залезая на верхнюю полку, — мы ничего ему не скажем. Юн же тебя тоже хочет убить, как и нас.

Благородство Даниэля не произвело на Дворня-шина никакого впечатления. Он никак на это не отреагировал.

— Спасибо вам, ребята, — еще раз деловито поблагодарил Дворняшин, закрывая за собой дверь.

— Так глуп, что даже не осознает, что происходит в реальности, — сказала Шанталь. И продолжила огорченно: — Я так и не успела эксматрикулироваться из Рурского университета.

— Ты о чем это? — не поняла Зинаида Васильевна.

— Понимаете, для того чтобы имматрикулироваться в Академию художеств, надо сначала эксматрикулироваться из университета, потому что в Германии запрещено учиться сразу в двух высших учебных заведениях. Я думала, что буду писать диплом на правах вольного слушателя и одновременно учиться в Академии. А теперь могу не успеть. Я инвестировала столько энергии.

— Шанталь, деточка моя, ты не устаешь меня потрясать. Я почти верю, что у тебя все будет хорошо.

Даниэль вдруг произнес задумчиво:

— По-моему, наш дворняжка притворяется, он все понимает, но на что-то он надеется! Вот только не — могу понять, на что?

— Надеется на авось, — сказала Зинаида Васильевна. — Бог не выдаст, свинья не съест! Большинство нашего народа надеется именно на это.

Больше никто к ним в купе не заходил. Можно было ложиться спать. Но Даниэль снова заговорил:

— Я хотел с вами, девушки, посоветоваться, стоит ли нам продолжать тянуть эту трагедию до последней минуты. У них все схвачено и продумано. У нас выхода нет — даже если они решат брать нас с собой. Это еще хуже смерти. Мы будем уничтожены в любом случае. Давайте завтра, когда нас привезут на место, просто все побежим куда-нибудь, и пусть мы взорвемся. Ну сколько можно тянуть этот кошмар!

— Я согласна, — сказала Шанталь тоненьким грустным голоском. Кажется, ей уже расхотелось эксматрикулироваться и имматрикулироваться куда бы то ни было.

— А ты, Зин? — спросил Даниэль.

— Я тоже согласна, — сказала Зинаида Васильевна. — Я намного старше вас, поэтому мне проще. Но ни в коем случае не стоит подыхать раньше времени. Всегда надо надеяться на спасение, до последней минуты.

Судя по молчанию, молодые люди с ней согласились.

— Мы уже столько перетерпели, можем потерпеть еще немного.

Голова Даниэля свешивалась с верхней полки. Они с Шанталь влюблено смотрели друг на друга. Зинаида Васильевна встала с постели.

— Знаете, ребятки, мне надоело сидеть в этой клетке. Я не хочу тратить последнюю в своей жизни ночь на сон. Я пойду в коридор — слава Богу, они нас не привязывают. Буду гулять по нашему тюремному пространству всю ночь. А когда рассветет, буду смотреть в окно. — Зинаида Васильевна чересчур весело засмеялась. — Вспоминать буду на том свете нашу последнюю ночь! — И, помолчав, добавила: — Да и вам тоже не мешает побыть вдвоем.

Ребята ничего не сказали.

Зинаида Васильевна вышла в темный коридор, освещенный всего двумя лампочками — по одной в каждом конце вагона. За стеклянной дверью темным силуэтом вырисовывался неподвижно стоящий часовой. С другой, ближней стороны, за дверью, отделяющей вагон от тамбура, на нее, как сомнамбула сквозь стекло, таращил остренькие зенки Дворняшин. Зинаида Васильевна уже давно отметила, что Дворняшин не пьет и не курит. И хотя о желании выпить он громогласно намекал, но ни разу не выпил. Барина боится? И чем-то этот бандюга очень непрост.

Зинаида Васильевна ходила по коридору, примерно по десять метров туда и обратно. Ей казалось, что она гуляет в тюремном дворе. Иногда она видела людей в другой части вагона, выходящих в туалет и с опаской разглядывающих автоматчика. Стала считать свои проходы, насчитала целых две тысячи.

Подсчеты прерывались воспоминаниями о муже, о сыновьях, потом о детстве, о любви к погибшему на войне отцу, которого никогда не видела. О матери, работавшей с утра до ночи, с которой тоже общалась урывками. Почему-то вспомнилась больница. Попала в нее, когда заболела скарлатиной. Зинаида Васильевна поняла, почему вспомнила: больница была похожа на тюрьму. Перед ее мамой ужасно грубо и внезапно закрыли дверь со словами: «Мамаша, уходите! Сюда вам нельзя!» Вспомнила слезы на глазах у матери и ее абсолютное бессилие, полную невозможность защитить своего ребенка. Девочке Зине было восемь лет, она разинула рот и начала так орать, так захлебываться от крика, что, казалось, стены рухнут от этого протестующего рева. Но ничего не произошло. Ее взяла за руку привыкшая ко всему нянька, отвела к стулу перед зеркалом, усадила и стала состригать косички с синими бантиками, приговаривая: «Ишь ты, какие ленты красивые!» Зина постепенно плакать перестала, настолько интересно было ей смотреть на свою беленькую яйцевидную голову. Зинаида Васильевна вдруг вспомнила, что видела недавно что-то подобное. Такой же лысый овал.

О господи, это же Странна 10–47. Бедняга Странна! Не приведи Господь стать как она! Нет уж, как-нибудь здесь взорвемся, подумала Зинаида Васильевна с полной уверенностью, что так оно и будет. Уже начало светать. Она посмотрела в окно, где в мутном предутреннем свете пролетали мимо громадные, бесконечные, безлюдные в такую рань пространства. Зинаида Васильевна в последний раз глянула в тамбур, но Дворняшина там не было. Если бы не блямба на шее, так и убежать можно, подумала она и даже сделала несколько шагов по направлению к тамбуру. Но дворняшинская гладкая голова немедленно обозначилась за стеклянной дверью — он незло ухмылялся. С другой стороны автоматчик по-прежнему стоял на месте, но казалось, что он спит стоя. Она тихонько открыла дверь в свое купе. Наверху было пусто, только горела маленькая лампочка. На средней полке слились в объятиях Даниэль и Шанталь, у обоих были счастливые лица. Они оба постарели за это путешествие, но сейчас этого почти не было заметно. В сеточке на стенке лежали два пластмассовых ингалятора Даниэля, синий и белый, — значит, он ими пользовался. Наверное, из-за никому не нужного пыльного ковра на полу.