Рип включил корректировочные двигатели и ощутил давление во внутреннем ухе, когда челнок развернулся параллельно .Оси обиталища. Казалось, будто вращение чудовищной конструкции замедлилось и остановилось. Они приближались к порту, и освещенная с одного бока серовато-дымчатая туша планеты, на орбите которой находилось обиталище, исчезала из виду, словно заходила луна.

Глядя, как Туе не мигая сосредоточенно наблюдает за этим явлением, Рип понял, что она никогда не видела захода луны.

Или восхода солнца.

Челнок вплыл внутрь и, выполняя сжатые команды портового диспетчера, присоединился к бесконечному хороводу маленьких вспомогательных судов и фигурок в скафандрах. Туе снова начала задавать вопросы, возбужденно показывая на большой шверский грузовой корабль, недавно пришвартовавшийся неподалеку от «Королевы», но Рип лишь мельком взглянул в ту сторону: взгляд его был прикован к «Королеве Солнца». Рип всматривался в очертание ее корпуса, переливающегося серебряными и золотистыми отблесками в рассеянном свете множества портовых огней. Она была куда меньше некоторых других судов, стоявших по обеим сторонам, и не такая современная, но это был дом. Дом.

При этом слове в голове живо возник переполненный кубрик «Королевы», узкие проходы, его крохотная каюта, аккуратно и уютно обставленная – именно так, как ему нравилось, – а не просторный дом с живописным видом на озеро, в котором прошло его детство. Рип насупился, не сумев припомнить, какого цвета были стены в его комнате.

Тогда в памяти всплыли темные глаза матери, наполненные слезами.

– Я никогда больше не увижу тебя, сынок.

И его собственный голос, веселый, беззаботный:

– Ну конечно же, увидишь, мама! – Ему так не терпелось побыстрее попрощаться с семьей и отправиться в свое первое путешествие. – Время быстро пролетит.

Да, оно промчалось быстро – для Рипа. Так ли это было для его матери, оставшейся на Земле и смотрящей в небо? Хотя Рип ни на что не променял бы свою судьбу, он вдруг ощутил радость от того, что его брат и сестра выбрали жизнь напланетников.

Корпус челнока зазвенел и задрожал, схваченный зажимами вспомогательного шлюза «Королевы». Опять проворные пальцы Туе запрыгали по кнопкам, проверяя надежность стыковки, и, когда загорелся зеленый свет, открыли внутренний люк.

Вскоре они уже были на борту «Королевы». Их встретил Мура, указав подбородком на капитанский мостик.

Джелико о чем-то беседовал со Стином Вилкоксом, но когда в дверях появились Дэйн, Рип и Туе, он прервал разговор и повернулся к ним.

– Докладывайте.

– Совершенно не о чем, – ответил Рип. – Два спокойных дня.

Стоявший рядом Дэйн кивнул, и Туе моментально точно так же мотнула головкой.

Рип увидел, как губы капитана чуть изогнулись. Но он сказал только:

– Здесь тоже рассказывать особенно не о чем, если не считать, что Камилу теперь запрещено отлучаться с корабля. Предположительно, его задержали вблизи запретной зоны Вращалки, хотя сам он утверждает, что спасался там от преследования.

Рип покачал головой, внутренне пообещав себе сразу же зайти к Али и выяснить, что произошло.

Джелико продолжал:

– У вас есть шесть часов свободного времени, потом возвращайтесь к своим обязанностям.

Рип сделал шаг, чтобы выйти, однако увидел, что Дэйн медлит, будто собираясь что-то сказать. Потом молодой человек помотал головой, словно принял какое-то решение, и сделал шаг назад в коридор.

– Иду в каюту Али, – произнес Рип. – Не хочешь узнать, в чем дело?

– Загляну к вам попозже, – ответил Дэйн, что несколько удивило Рипа. – Сначала нужно кое-что сделать. – Около его локтя сверкнули желтые глаза Туе.

Рип почувствовал, как на языке у него вертится предостерегающее замечание, но сдержался.

– Тогда увидимся, – сказал он только.

Дэйн хмурился, идя с Туе из дока по направлению к главной площади. Неужели капитан читает его мысли? Почему он рассказал ему о происшествии с Али?

Молодой человек тяжело вздохнул, надеясь, что поступает правильно. Казалось бы, правильно, как ни посмотри. Вращалка была запретной зоной, и капитан официально обязан соблюдать это правило, хотя каждому известно, что на Бирже сплошь и рядом законы нарушаются как непреднамеренно, так и вполне сознательно.

Однако обиталище не являлось земной территорией, и экипаж «Королевы» не имел тут никакого влияния. Даже, в сущности, наоборот – раз кто-то распространял о них скверные слухи среди других космонавтов. Дэйн предпочел бы изложить свою идею капитану и получить его одобрение, однако это означало бы переложить бремя принятия решения на Джелико.

Дэйн не мог этого сделать. Поэтому намеревался рисковать сам.

Он поглядел вниз и увидел, что Туе смотрит на него, выжидательно приподняв гребешок.

– Показывай, – сказал Торсон.

Они перемахнули через портовый трубопровод и подошли к входному люку, однако вместо того чтобы выйти на площадь, ригелианка внимательно огляделась и сказала:

– Мы идти туда, нас.

И направилась в ту часть порта, где пролегали какие-то перепутанные кабели и стояли краны. Снова осмотрелась кругом, затем скользнула за чудовищный автопогрузчик. Дэйн протиснулся следом и выругался, больно ударившись головой о незамеченную трубу. При нормальном тяготении такого не случилось бы. «Здесь запросто можно так подпрыгнуть, что все мозги себе вышибешь, – с горечью подумал помощник суперкарго. – А может, именно это мне и нужно».

Туе пробиралась через свалку вышедшего из строя оборудования, все время посматривая назад, и ее блестящие глаза переливчато светились. Наконец она влезла на какую-то трубу и запрыгнула в открытую вентиляционную шахту. Мысленно вздохнув, Дэйн полез следом.

Поначалу в микрогравитации этого уровня ему было легко подниматься за ней, но вскоре Дэйн почувствовал, что полностью теряет чувство ориентации. Он понял, что сейчас они находятся в самой Оси Вращения – той области обиталища, где сила тяготения слишком мала, чтобы ее воздействие на человеческий вестибулярный аппарат позволяло определить, где низ или верх. У Дэйна мелькнула мысль, что для канддойдцев и шверов таких ограничений может не существовать и что у них вообще может быть иная физиология.

Они вышли на настил, скошенный под невероятным углом, и на Дэйна навалилось головокружение. Он на секунду зажмурился, потом резко открыл глаз. От этого стало только хуже: без зрительной ориентации невесомость превращалась в бесконечное падение, которое заставляло мозжечок трепетать от ужаса. Дэйн попытался заставить себя отказаться от понятий «верх» и «низ». Но теперь ему приходилось выбирать не из четырех, а из шести направлений. Перекошенным был не настил, а он сам.