Врачи склоняются над фотографией, к ним присоединяются еще несколько человек из ординаторской. Группа безмолвно изучает снимок, боясь пошевелиться, словно случайное движение может помешать им уловить то, что видит Катарина. Хирург снисходительно наблюдает за ними. Коллеги напоминают ей кучку туристов, застывших перед Джокондой. Они слышали, что она таинственно улыбается, и теперь просто обязаны узреть, где именно кончики губ Моны Лизы приподнимаются вверх. Лица сосредоточены, фигуры напряжены. Наконец появляется некоторая расслабленность, головы размыкаются, пять пар глаз растерянно смотрят на хирурга.

– Кажется, у тебя слишком развито воображение, – выражает общее мнение травматолог.

– Вовсе нет. Просто я обращаю внимание на детали.

– Мы думали, это касается только негативов, – шутит один из ординаторов. Полбольницы знает, что доктор Тоцци способна углядеть на снимке то, что проворонили остальные врачи. Коллеги из других отделений часто обращаются к ней за советом. Но способность эту объясняли исключительным профессионализмом, не смешивая его с наблюдательностью.

– Не только. – Катарине неловко, но придется раскрыть карты.

И какая нам забота,

Если у межи

Целовался с кем-то кто-то

Вечером во ржи!

Катарина декламирует Бернса, обводя нерешительным взглядом смущенный ее поведением народ, и все-таки решается:

– У тебя, Хайди, в сумочке лежит обезжиренный йогурт. И хотя ты никогда никому не говорила, что хочешь похудеть – и правильно делала: молодая женщина сорок второго размера, желающая сбросить пару килограммов, вряд ли отыщет хоть одну сочувствующую ей даму, – заметить, что ты ешь это отсутствие калорий, очень просто. Достаточно всего лишь запомнить содержимое мусорной корзины женского туалета и невольно отмечать, что и когда там появляется. Ты, Курт, сегодня поедешь домой на трамвае. Когда я ходила перекусить, эвакуатор увозил черный «Фольксваген» с номером 574. Я помню цифры, хотя ты парковался рядом со мной всего пару раз. У Берта вечером – свидание. Мне уже несколько раз сообщали о появлении в его жизни очередной пассии, аккурат после того, когда я видела на нем этот розовый галстук и дышала обильными парами «Fahrenheit». Наша заведующая отделением выиграла еще один кубок по гольфу. Она об этом не сообщала, но ее коллекция керамических собак всегда пополняется именно после победы. А позавчера на полке появился новый экземпляр королевского пуделя. Да, Аника, рододендроны в саду твоей тетушки прелестны, но третий слева может погибнуть – у него пятнистые листья, а значит, начинается грибок. Подари ей медный купорос и посоветуй обрызгивать растение каждые две недели в период вегетации. Вот так. О, чуть не забыла про тебя, Стив. Позавчера, когда в ординаторской сидела дочка Полетт и смотрела «Русалочку», ты говорил, что нельзя воспитывать детей на диснеевских мультиках, и божился, что своих ты просто не подпускаешь к ящику. Между тем на фотографиях, которые ты показывал под Рождество, твой сынишка позирует на фоне экрана, по которому Том мчится за Джерри.

– Браво! – травматолог Аника зачарованно смотрит на Катарину.

– Твое место – в следственном отделе, – надувает губки Хайди и вытаскивает из сумочки на всеобщее обозрение тот самый йогурт.

– Точно, – согласен Курт, – мою тачку забрали пару часов назад.

– Так что ты нашла в портрете? – требует отчета анестезиолог Стив, не горя желанием признаваться в любви к творениям Диснея.

– Взгляд.

– Какой? – хор голосов.

– Не знаю, как подобрать правильное слово…

– Напряженный?

– Сосредоточенный?

– Цепкий?

– И да, и нет. С одной стороны, все определения подходят, а с другой, они какие-то неемкие.

Катарина, нахмурившись, разглядывает изображение. Есть в лице этого человека нечто пугающее, что-то неуловимое, запомнившееся ей с первого взгляда. Хирург сверлит его глазами, и ей кажется, что картинка отвечает ей, ухмыляясь так же, так же…

– Настойчивое, – с облегчением объявляет женщина. – У него на редкость настойчивое выражение лица, упертое. Такой будет пробовать все методы, лезть напролом и ползти в обход, лишь бы достичь поставленной цели.

В ординаторской поднимается гул разочарования.

– Не говори об этом никому, – ехидно замечает Хайди, – не то каждая женщина, почувствовав на себе настойчивый мужской взгляд, решит, что имеет дело с маньяком.

– Смейтесь, – равнодушно бросает Катарина. – Я лишь сказала, что узнала бы его, если бы встретила. Это вы все раздули.

– Самое главное, чтобы при встрече он не закрыл глаза, – хмыкает Курт.

Доктор Тоцци смотрит на него в недоумении: «Он идиот?»

«Идиотка», – ругает себя Катарина. Туфли нестерпимо жмут, но времени возвращаться в раздевалку уже нет. Бипер надрывается истошными воплями. Надо было переобуться, в ящике же валяются старые мокасины, но пять драгоценных минут она потратила на телефонное воркование с мужем. Простительно. Сегодня пятнадцатое июля, и они вместе чертову дюжину лет. Нет, Катарина не суеверна, но на всякий случай она даже про себя не рискует произносить число «тринадцать». Психологи утверждают, что это очередной этап семейных кризисов. В первые два раза Катарина обманула науку: третий год ей упорно казался вторым, она никак не могла поверить, что так долго живет со своим драгоценным Антонио. На седьмой год у них родился Фред, и это время чудесным образом превратилось в самое счастливое вместе со всем ворохом значительных и незначительных в проблем. Удастся ли им в этот раз обвести статистику вокруг пальца? Пока ничто не предвещает грядущей бури. В их гавани – тишь да гладь. Ни ветерка перемен, ни облачка недовольства. О чем говорят они в свою двенадцатую плюс один год годовщину? О том же, о чем и всегда: о планах на вечер.

– В семь или в восемь? – спрашивает Антонио.

– В восемь. Бипер пищит, кого-то везут экстренно.

– «Leonardo» или «McDonalds»?

– Ну, если в «McDonalds» нам подадут бутылочку «Vermentino»[96]…

– Розы или лилии?

– Глицинии или рускусы.

– Белое или черное? – игриво спрашивает муж.

Катарина заливается краской, соединяет лопатки под черной кружевной лямкой.

– Черное, – признается она.

– И чулки? – пытливо.

– И чулки, – многообещающе.

Катарина кладет трубку. «И платье с глубоким декольте, и новые туфли, которые грозят оставить ее без ног задолго до восьми вечера».

Хирург, прихрамывая, заходит в приемное отделение с блаженной улыбкой на губах.

– Что случилось?

– Доктор Крауфт закончил дежурство полчаса назад и уехал, – докладывает ей дежурная сестра.