Тверское «грекофильство» наиболее ярко проявилось в период пребывания Исидора на митрополичьем престоле. Известна благоприятная оценка в Твери замыслов Исидора относительно унии, обсуждавшейся на 8-м Флорентийском соборе, и его тесные контакты с местным двором. В составе вывезенной из Руси греческой библиотеки митрополита-кардинала, попавшей затем в библиотеку Ватикана, имелся написанный в Тверском Федоровском монастыре устав 1316–1317 гг. (Vat. gr 784)60. Определенную роль в симпатиях к Исидору могло сыграть его положительное отношение к возобновившимся переговорам об устройстве самостоятельной Литовской митрополии с Тверью в составе. Тем любопытнее представляется реакция в Твери на Флорентийскую унию и неудачу политики Исидора, отразившаяся в летописании — Рогожском сборнике и «Слове похвальном», В последнем очевидна тенденция к вуалированию конфликта на почве заключенной унии с великим московским князем; похвалы Борису произносят как сторонники, так и яростные противники унии. Летописец княжения Тверского и вовсе не содержит оценки акта унии, но ограничивается пересказом событий по возвращении Исидора в Москву61. Знаменательно в связи с этим отсутствие тверского епископа в списке лиц, осудивших Исидора, как это видно из «Послания великого князя Василия Васильевича Константинопольскому патриарху Митрофану 1441 г.»62.

Тверь не поддержала идею церковной независимости Руси от Константинополя, так как «боялась церковного диктата Москвы в случае ее реализации, поэтому в отличие от Москвы, стремившейся к освобождению от константинопольской опеки, напротив, стремилась сохранить с Патриархией связи, благожелательно держалась и по отношению к церковной унии. Успехи государственного строительства и культуры Твери во второй четверти XV в. во многом определялись слабостью Москвы в тяжелый период феодальной войны»63. Не так, как в Москве, в Твери отреагировали и на события 1453 г.: тверские князья выступили за сохранение контактов с Константинополем.

Однако после попытки снова выйти вперед за счет политической слабости Москвы на международную арену активность политической и культурной жизни в Тверской земле начала угасать, бояре стали отъезжать в Литву или Москву, церковные деятели все активнее втягивались в московскую орбиту (епископ Вассиан Стригин-Оболенский — настоятель Отроч монастыря, добившийся канонизации св. Арсения64; сменивший его на епископской кафедре уже после присоединения к Москве грек Нил из окружения Софьи Палеолог и др.). Снижается во второй четверти и середине XV в. в Твери и уровень провизантийских настроений. Он уступает место устойчивым политическим и культурным контактам Твери с западными землями, главным образом с Литвой (помощь Ивана Михайловича Витовту против «немцев» в 1422 г.; совместный поход с ним Бориса Александровича на Новгород 1428 г.; участие «тверской» и «Городецкой» силы в борьбе против Сигизмунда в 1432 г.; присутствие князя Бориса на коронации Витовта 1430 г.; празднества по этому поводу в Троках — Вильно)65. Со временем все это привело к ослаблению и разгрому Твери (1485) московскими войсками, а затем и к включению земель Тверского княжества в состав Русского государства.

Как было показано, в конце XIV — начале XV в. культура Москвы, ориентированная на наследие Киева и Владимира, богатую духовную и художественную культуру Византии и южных славян, впитавшая в себя многообразие и самобытность культур бывших удельных земель, достигает наивысшего расцвета66. Происходит постепенное восстановление некогда прерванного процесса создания единого Русского государства.

В завершение предложенного исследования хотелось бы в плане обобщения сформулировать несколько дополнительных замечаний.

Первое касается того, что отношения Северо-Восточной Руси с Константинополем в конце XIV — середине XV в. проходили, с одной стороны, на фоне ослабления Византии под натиском турок-османов, а с другой — на фоне развивающихся тенденций к централизации. В этих условиях не только на Руси крепнет идея церковной самостоятельности, происходит также укрепление государственной самостоятельности южнославянских государств — Болгарии и Сербии, сопровождающееся провозглашением их церковной независимости от Константинополя и учреждением патриаршеств. Таким образом, процессы, происходившие на северо-востоке Руси, не носили локального характера, а являлись составной частью общеевропейских международных процессов средневековой эпохи в целом.

Второе заключается в том, что путь к автокефалии Русской православной церкви был долгим и имел свои особенности. Поскольку Киев был подчинен Константинополю только в церковном отношении, это подчинение не влекло за собой какой-либо политической или экономической зависимости. Перенос русской митрополичьей кафедры во Владимир, а затем в Москву во многом предопределил в дальнейшем ее лидерство в борьбе с основными соперниками: Тверью, Нижним Новгородом. Наиболее острое соперничество за власть развернулось между Москвой и Тверью и проходило в период зависимости Руси от Орды. В свою очередь, смена императоров и патриархов в Константинополе, ожесточенная борьба за императорский престол в Византии, а также подъем Великого княжества Литовского (конец XIII в.), которое активно вмешивалось в соперничество Москвы и Твери, наряду с ростом процессов централизации в русских землях во многом определили специфику церковно-политических отношений Византии и Руси на протяжении указанных выше столетий.

Поддерживая московских князей и их политику объединения земель вокруг Москвы, Русская православная церковь в лице митрополитов опиралась на свой духовный авторитет и использовала международные связи с Константинопольским патриархатом, в том числе при общении с региональным епископатом. Обращаясь к истории Тверской епископии, заметим, что положение иерархов было подвержено политическим колебаниям внутри княжества. Тверской владыка испытывал огромное давление не только со стороны Московской и Галичской митрополий, но и от собственной княжеской администрации: многие были вынуждены досрочно оставить кафедру из-за политических дрязг. При этом следует отметить роль церкви во внутренних конфликтах в Тверской земле. Если митрополиты в основном поддерживали усилия московских князей по консолидации Руси, то политика тверских епископов в отношении князей тверского дома была во многом противоречива. С одной стороны, епископы старались сохранить мир в Тверском княжестве, с другой — в силу своего положения они не могли играть большой роли в политике, не поддерживая великого князя. При этом позиция епископа могла входить в противоречие с позицией митрополита, что порождало напряженность в их отношениях. Подобная ситуация была наиболее характерна для Великого княжества Тверского, где князья долгое время были в оппозиции по отношению к митрополиту Киевскому и всея Руси. Таким образом, иерархические отношения епископата Твери с митрополитами, которые выступали посредниками между московскими и тверскими великими князьями, византийским императором и константинопольским патриархом, активно вовлекали региональный епископат не только в церковную, но и во внешнеполитическую жизнь.

И еще одно замечание, касающееся ключевых событий в отношениях Москвы и Константинополя уже в XV столетии. Ферраро-Флорентийский собор 1438–1439 гг. и падение Константинополя в 1453 г. стали важнейшими событиями международной жизни Европы, оказав влияние на судьбы Северо-Восточной Руси, на развитие ее государственности. Митрополит-униат Исидор, отправленный на собор, вопреки чаяниям православных и наказам великого князя твердо хранить православную веру, оказался в числе подписавших унию. Поведение Исидора было воспринято в Москве как предательство интересов православия. Тверь не торопилась осуждать ни Исидора, ни унию, а митрополит Иона стал первым предстоятелем автокефальной Русской православной церкви, но в то же время последним митрополитом, чья юрисдикция распространялась на всю Русь, как литовскую, так и московскую.