Анжелика рухнула на тахту и открыла веер.

— Я — не Венера, и, как бы то ни было, король не показался мне похожим на Юпитера. Что касается месье Кольбера, которого вы нарекли Меркурием, то меня ничуть не удивит, если министр, прослышав об этом, будет взбешен; он решит, что вы насмехаетесь над ним. При всех огромных возможностях этого человека невозможно вообразить, чтобы он прикрепил себе крылья на пятки.

— Я намекал лишь на его небывалую коммерческую смекалку. Вероятно, вы не знаете, что Меркурий слыл прежде всего богом торговли?

— Я этого не знала. И не сомневаюсь, что месье Кольбер тоже не знает. Сколь печально неведение! — усмехнулась Анжелика.

— Так вот почему этот безголовый министр с таким презрением относится к литературе, — кислым тоном протянул Лафонтен.

— Решительно, вы преувеличиваете…

— Но как иначе расценивать акт вандализма, который он совершил, отобрав пенсии у трех четвертей писателей, которых поддерживал Его Величество?!

— Я слышала, будто он намерен тщательно изучить творчество каждого из них, а затем выплачивать многим из людей искусства крупные пособия, разве не так?

— А чем до той поры жить бедному поэту, у которого на все про все осталась только пожетонная плата Литературной академии[42]— тридцать два су в день?

— На тридцать су вы можете купить фунт хорошего масла, двух цыплят, дюжину яиц, кувшинчик сидра и два фунта гороха или бобов. И у вас еще останется несколько монет, чтобы выпить шоколад «У испанской карлицы», — засмеялась Анжелика. Она наконец догадалась, к чему клонит этот столь же практичный, сколь и мечтательный поэт.

Добрейший Лафонтен скорчил такую мину, какой комедиант стал бы изображать на сцене удрученное состояние своего героя.

— Увы! Дорогая маркиза, вы безжалостно точны в своем подсчете, хоть и упускаете из виду некоторые, на первый взгляд, незначительные нюансы. Чтобы получить пожетонную плату в Академии, мы вынуждены торчать там часами напролет, доказывая, что обычно не сидим без дела, как будто труд литератора можно измерить, как локоть сукна! Получается, что чем больше мы работаем, тем больше хотим есть.

Анжелика поднялась и достала из своей шкатулки увесистый кошель.

— Это поможет вам дождаться возвращения королевской пенсии, месье де Лафонтен. А что до милостей, которыми осыпает меня король, то кому, как не вам, знать, что людская молва может превратить в гору даже крошечную песчинку.

На лице поэта отразились живейшие чувства, свидетельствующие о том, что щедрость Анжелики превзошла его ожидания.

— А вы, месье Перро, — маркиза повернулась к молодому человеку, — чего вы желаете?

— Мадам, — подскочил тот, — я ничего… я не знаю… то есть… главное — это ваши желания.

— Замечательно! В таком случае я без обиняков расскажу вам, чего хочу. Я хочу, чтобы меня оставили в покое и чтобы я смогла наконец принять ванну.

— «Купающаяся Сусанна»[43], — с жаром воскликнул Лафонтен. — О! Какая дивная картина!

Маркиза направилась к маленькой двери в свои апартаменты, а поэт последовал за ней по пятам.

— Я не Сусанна, — категоричным тоном заявила Анжелика, — а вы — точно уж не старцы, не так ли?

— Отчего же — не так, — произнес вдруг третий посетитель, о котором Анжелика успела забыть.

— Что значит «не так»?

— Я — старец, поскольку вы спросили именно об этом, прекрасная дама. Меня зовут Савари, я аптекарь, и мне необходимо побеседовать с вами наедине, потому что мое дело касается короля, вас, но главным образом — науки.

— О нет! Сжальтесь, — простонала Анжелика. — У меня голова раскалывается, неужели вы не понимаете? И ни музы, ни наука мне не помогут. Вот, возьмите и себе кошелек, но только уйдите!

Казалось, господин с бородкой не видит денег, протянутых Анжеликой. Он подошел к маркизе и сунул ей в рот нечто, что та от изумления тотчас проглотила.

— Мадам, не надо ничего бояться! Эти драже способны укротить самую строптивую головную боль. Секрет их изготовления я узнал на Востоке, ведь я — продавец аптекарских товаров, как я уже имел честь сообщить, а также бывший торговец с Востоком.

— Вы торговец? — удивилась Анжелика, вглядываясь в тщедушную фигуру.

— Я связан с обоими советниками торговых представительств Марселя, и именно через них мне стало известно, что месье Кольбер говорил о вас как о персоне, которая занимается торговлей на море.

Чуть поколебавшись, Анжелика все же заметила, что ее единственный корабль торгует с Вест-Индией, а вовсе не с Востоком.

— Это неважно, — упорствовал аптекарь, — меня совершенно не интересует ваш корабль. Я пришел к вам по делу, которое может заинтересовать особу короля и вас саму.

Анжелика уже была готова послать настырного просителя ко всем чертям, тем более что обе «гордости» Академии наконец-то тихонько удалились через заднюю дверь.

— Моя просьба может показаться вам в высшей степени странной, — продолжал фармацевт, — вы можете счесть ее нескромной и даже нелепой. Тем хуже, потому что я надеюсь только на вас и мне некуда отступать. Буду краток. Вскоре к Его Величеству прибудет один необыкновенный посол, хотя наш государь сам еще не знает о предстоящем визите. В любом случае, этот визит неофициальный. Еще короче. Посланник Его Величества Сулеймана, шахиншаха Персии[44], прибудет для ведения переговоров о подписании договора о взаимной помощи и дружбе с королем Франции.

— Может быть, вы и есть тайный посланник персидского шаха? — усмехнулась Анжелика.

Лицо старика потемнело от огорчения, и он стал похож на обиженного ребенка. Со стоном он продолжил:

— Увы! Как бы я хотел быть им! И я бы не хуже других справился с заданием шахиншаха. Я говорю и пишу на персидском, турецком и арабском языках, знаю иврит. Пятнадцать лет я был в рабстве, сначала у турецкого султана в Константинополе, потом попал в Египет, и меня уже собирался купить султан Марокко, наслышанный о моих медицинских познаниях, когда при посредничестве святых отцов один из близких родственников выкупил меня. Но дело не в этом. Я хочу, чтобы в интересах нашего короля, в ваших собственных интересах и в интересах науки вы попытались раздобыть крошечный образец редчайшего продукта, который персидский посол намеревается преподнести нашему монарху. Речь идет о минеральной настойке, которую называют мумиё[45]. Надо отметить, что персы обладают этим веществом в чистом виде, тогда как я смог получить лишь образцы из египетских могил, непосредственно с мумий. Эта субстанция использовалась в составе для бальзамирования.