— Что за имбецил написал все это?! — возмутилась Мошка. — При помощи колдовства? Разрази вас гром! Да если бы он был колдуном, он бы в два счета выколдовал нас из этого Чога! А что они там написали про Птицеловов…

Мошка не сомневалась, что ее отец ненавидел Птицеловов. Конечно, ненавидел. Разве могло быть иначе? Однако, как ни старалась Мошка, она не смогла вспомнить, чтобы отец отзывался о Птицеловах плохо. Он сообщал ей голые факты, без всяких эмоций.

Незадолго до его смерти она спросила, кто начал восстание против Птицеловов, и он ответил: «Глупые люди». И только. В его глазах был не гнев, а сожаление. Что же это значило? Она вернулась к злосчастной книге.

«…Панопл Твайн, директор школы для бедняков, поддерживал Мая. Когда тот исчез, герцог мудро повелел разрушить школу как рассадник мятежа. От этого Твайн занемог и в скором времени умер от разрыва сердца…»

— Вот как погибла школа, — произнесла Мошка страшным шепотом.

Единственное, что она поняла из этой истории, — школу разрушили из-за ее отца.

Как такое могло быть? Она знала совсем другого Квиллама Мая! У Мошки в голове не укладывалось, как это отец был главарем шайки мятежников. Однако, глядя вокруг, на зеленые газоны, мраморный фонтан и отдыхающих людей, невозможно было представить, что когда-то здесь кричали люди и лилась кровь. А так было.

Когда Мошка вернулась в брачный дом, ее ожидал очередной сюрприз — Эпонимий Клент сидел на кровати и с самым ответственным видом шил одежку для Сарацина. Временами он изучал птицу взглядом, как портретист свою модель. Сарацин тем временем клевал ячмень из блюдца. Клент взял оранжевую ткань под цвет гусиного клюва, вытянул руки в сторону Сарацина и смерил прищуренным глазом. Рядом лежали лоскуты других цветов.

— Мистер Клент, — начала Мошка и умолкла. Она боялась спрашивать, что он делает. Ясное дело, он сошел с ума. Может, Почтенные так наказали его за воровство ягод из часовенки.

— А, вернулась? — обратился к ней Клент. — Как думаешь, твой друг Сарацин разрешит повязать на шею ленту?

— Скорее он откусит тебе уши, — ответила Мошка. — А зачем повязывать ему ленту?

— Понимаешь ли, Мошка, — сказал Клент тоном, каким обычно начинают разговор о смерти близкого родственника. — Ты, несомненно, помнишь, мы договорились, что Сарацин будет отрабатывать свое содержание на службе у Книжников.

Внутренним чутьем Мошка поняла, что предложение Клента ей не понравится. Она заранее скривила губы и подняла брови.

— Так вот, этим вечером, как тебе известно, мы почтим своим присутствием «Серого мастифа». Нам поручено провести расследование, обнаружить место собраний Ключников и опознать среди них Пертеллиса. К сожалению, в приватные покои не пускают никого, кроме прислуги, Ключников и… тренеров бойцовых зверей.

— Нет! — выкрикнула Мошка. — Ты не посмеешь! Вот как натравлю его на тебя — пожалеешь тогда…

— Дитя, успокойся, — сказал Клент сквозь хохот. — Я думал, мы с тобой достигли определенного согласия, а бурные сцены остались в прошлом. Мошка, ты должна, прямо-таки обязана доверять мне, хоть изредка.

Пригладив волосы жестом человека, оскорбленного в лучших чувствах, он продолжил:

— Пойми, здесь звериные бои не такие, как в столице. Все чинно и спокойно. Это на афишах расписывают: «Сражения между всеми геральдическими тварями Расколотого королевства». Они красят тритонов и выдают их за саламандр, кошки идут за тигров, а телята за быков. Ну, скажи, будь иначе, как бы я убедил их записать Сарацина, — Клент замахал тканью, как взбалмошная дама, — «хохлатым орлом короля Прэля»?

Мошка недоверчиво перевела взгляд с Клента на Сарацина.

— Разве твой родной Чог не поддерживает Прэля? — спросил Клент. — Мошка, где твой патриотизм?

— Там же, где и доверчивость, — в самой глубине души. Я не размениваю свой патриотизм на мелочи.

— А как насчет интересов Сарацина? Ты не думала, что он не заслуживает участи домашней птички? Что, если его ждут слава и почет? Что, если это его судьба?

— Мистер Клент, вряд ли Сарацина заботит слава. На эту уловку попадаются только разбойники.

— Ну ладно… Тогда… подумай вот о чем. — Клент придал лицу таинственное выражение и зашевелил растопыренными пальцами, словно погружая их в песок. — Вечерний сумрак, тихий переулок, пара головорезов сидят у костра, поигрывая дубинками. И вдруг на свет из кустов выходит… престарелый гусь. Голова его поникла, оперение поблекло, он хочет лишь погреться у огня. «Ага-а, — говорит бандит дружку. — Вот же подфартило нам гусятинкой разжиться». И они поднимаются на ноги, собираясь схватить несчастного гуся. Но тут один из них произносит: «Стой! Я знаю этого гуся. Перед нами… гроза подпольных звериных боев из „Серого мастифа“. Никогда не забуду, как он порвал лесную куницу королевы Дрезильды. Знаменитый Сарацин! Мы его не тронем. Пусть идет себе с миром». И впервые за долгие годы в их очерствелых сердцах поселяется сострадание. А? Что ты на это скажешь?

Мошка смотрела на Клента с каменным лицом. Он в отчаянии всплеснул руками.

— Да что я из кожи вон лезу, в конце-то концов! — воскликнул Клент. — Почему я уламываю тебя проявить хоть толику здравого смысла и сострадания? Неужели ты не понимаешь, что, если мы не остановим Ключников сейчас, все будет потеряно! Они весь Манделион увешают своими замками, будут смотреть в каждую скважину, всех держать за горло. Но тебе-то что?! Тебя заботит лишь твой гусь… Тогда лучше пойди к леди Тамаринд и помоги ей собрать вещи.

— Какие вещи?

— Ее вещи. Она изо всех сил убеждала брата выдворить Ключников из города, и сейчас она на волосок от гибели. Если мы не справимся, ей придется бежать из Манделиона, спасая жизнь. Но если, — при этих словах Клент пристально взглянул Мошке в глаза, — если кто-то поможет ей получить доказательства вины Ключников, победа будет за нами. И леди Тамаринд щедро отблагодарит своих помощников.

Мошка неуверенно покусывала губу. Ей было трудно выдерживать прямой, горящий взгляд Клента — она понимала, что он говорит правду, и от этого все внутри сжималось.

— Значит, говоришь, — спросила она, — там будут всякие тритоны и куницы?

Сарацин доклевал ячмень и теперь гонял блюдце по полу, все больше сердясь. Град ударов клювом сыпался на фарфорового противника, крепкая шея подрагивала, вид у гуся был самый что ни на есть воинственный.

Через полчаса Сарацин семенил по улице на поводке, в желтой шляпке с вышитой звездой и с черной ленточкой на шее. Мошка шла позади, гордо подняв подбородок. Она напряженно не обращала внимания на смешки прохожих и ехидные комментарии, что ее собаку заколдовали. Клент же вышагивал с невозмутимым видом, помахивая тростью, словно его сопровождает благородная свита.

Таверна «Серый мастиф» была пристроена к старой городской стене и стояла чуть поодаль от соседних зданий. Она как будто привалилась к стене, напоминая вальяжного франта, наблюдающего за прохожими. Перед таверной имелись стойла для лошадей, а рядом отирались полдюжины мальчишек, спеша взять поводья у новоприбывших всадников. Время основательно потрепало таверну, ее стены походили на сыр, изъеденный мышами. Подойдя ближе, Мошка поняла, что щербины на камнях — это следы от пуль, еще небось с гражданской войны.