Перейдем теперь к прозе. Установлено, что Меценат написал не менее двух художественных произведений — это «Прометей»[400] и «Октавия»[401]. Однако о их содержании почти ничего нельзя сказать, так как уцелело лишь несколько коротких строк[402]. Кроме того, Меценат сочинил диалог под названием «Пир» («Symposium»), в котором участвовали Мессала Корвин, поэты Вергилий и Гораций. Этот диалог был, вероятно, посвящен вину и его замечательным свойствам[403].

Известно также, что перу Мецената принадлежал некий научный трактат, посвященный морским животным, в частности дельфинам. Римский ученый Плиний Старший ссылается на него как на достаточно серьезный труд в области биологии моря: «В правление божественного Августа дельфин, который попал в Лукринское озеро, очень привязался к сыну одного бедняка, ходившему из окрестностей Бай в начальную школу в Путеолы. Мальчик в полдень, уже опаздывая на занятия, приманивал дельфина частенько кусочками хлеба, который брал в дорогу, окликая по кличке «Курносик», — такое стыдно было бы рассказывать, если бы этот случай не был засвидетельствован в сочинениях и Мецената, и Фабиана, и Флава Альфия, и многих других, — и в любое время дня на зов мальчика неизвестно откуда поднимался из воды дельфин и принимал угощение из рук, подставляя спину так, чтобы на нее можно было усесться, убирал свои острые плавники как бы в ножны, доставлял ребенка по широкой воде в школу в Путеолы, а потом отвозил назад обратно. Так продолжалось не один год, пока мальчик не умер от недуга, и тогда дельфин часто приплывал с печальным видом к привычному месту, едва не плача, да так и сам умер, несомненно от горя»[404].

Кроме того, Плиний Старший упоминает Мецената среди авторов, которым принадлежали трактаты о драгоценных камнях и геммах[405], что не так уж и удивительно. Меценат отличался пристрастием ко всякого рода драгоценностям и диковинкам, так что даже Август в одном из своих писем к нему посмеялся над этой его страстью: «Здравствуй, эбен (то есть черное дерево. — М. Б.) ты мой из Медуллии, эбур (слоновая кость. — М. Б.) из Этрурии, лазерпиций арретинский, алмаз северный, жемчуг тибрский, смарагд Цильниев, яшма игувийцев, берилл Порсены, карбункул из Адрии и, чтобы мне уж закончить совсем, припарочка распутниц»[406].

Не исключено также, что Меценат написал исторический труд, посвященный эпохе Августа, на что намекают Гораций и Сервий[407]. Однако достоверных фактов, подтверждающих это, пока нет.

Особо следует выделить сочинение Мецената под названием «О моем образе жизни» («De cultu suo»). Вероятно, оно было написано в ответ на упреки современников, которым были непонятны образ жизни Мецената, его поведение и привычки. Философ Сенека дает в одном из своих писем несколько цитат из этого произведения, крайняя вычурность которых, по его мнению, свидетельствует о душевной болезни Мецената[408]: «По реке вдоль берегов, что лесами курчавятся, взгляни, как челны взбороздили русло, как, вспенивши мели, сад заставляют назад отбегать». Или: «Завитки кудрявой женщины голубит губами, — начинает, вздыхая, — так закинув усталую голову, безумствуют леса владыки»; «Неисправимая шайка: на пирах они роются жадно, за бутылкой обыскивают домы, и надежда их требует смерти»[409]; «Гений, который свой праздник едва ли заметит, нити тонкого воска, и гремучая мельница, — а очаг украшают жена или мать»[410]. Сенека подчеркивает, что речь у Мецената, как у пьяного, что она чудовищна, позорна и недостойна воспитанного человека[411].

Однако с его несправедливыми упреками сложно согласиться. Сенека явно недолюбливал Мецената, возможно, даже завидовал ему; отсюда и крайняя пристрастность к его произведениям. Безусловно, слог у Мецената был весьма оригинальным и вычурным, однако на то явно была веская причина. Вполне возможно, что таким образом он пытался облегчить свою душу, излить всё то, что тяготило его. Его манера излагать свои мысли выдает в нем очень чувствительного, даже болезненно чувствительного человека.

Безусловно, сам Меценат трезво оценивал уровень своих произведений, поэтому и в историю он вошел не как великий писатель, и даже не как великолепный политик и дипломат, и не как заботливый и преданный друг Августа, и, уж конечно, не как крайне богатый и изнеженный человек. Нет! Он вошел в историю прежде всего как покровитель поэтов.

Промежуток примерно между 40 и 15 годами принято называть «золотым веком» древнеримской поэзии. Именно в этот небольшой период на поэтическом небосклоне Древнего Рима сияли звезды первой величины — Публий Вергилий Марон, Квинт Гораций Флакк и Секст Проперций. Их покровителем и близким другом был Меценат, организовавший нечто вроде литературного кружка и поддерживавший поэтов не только морально, но и (в большей степени) материально[412]. Спустя столетия под словом «меценатство» стали понимать материальную поддержку людей искусства и культуры со стороны богатых и влиятельных лиц — «меценатов».

Жизнь бедных и неродовитых поэтов и прозаиков в Древнем Риме была трудна. Никаких «авторских прав» в современном понимании не существовало. Обычно автор за небольшую сумму продавал папирусный свиток со своим сочинением издателю-книготорговцу, и тот поручал рабам-переписчикам сделать несколько копий, которые выставлялись на продажу в книжной лавке. Одним из первых и самых известных римских книгоиздателей-торговцев был Тит Помпоний Аттик, лучший друг Цицерона. Он содержал большой штат рабов-переписчиков, оперативно выполнявших необходимое количество копий того или иного произведения, поступавшего затем в продажу. Известностью пользовались также книгоиздатели братья Сосии, державшие собственную книжную лавку на форуме и являвшиеся прямыми издателями произведений поэта Горация[413]. Любой, кто покупал книгу в лавке, мог сделать с нее сколько угодно копий и, в свою очередь, безнаказанно продать их. Именно поэтому, не имея богатого покровителя, человек скромного достатка не мог себе позволить стать писателем.