главным металлургом завода, появились какие-то деньги, и я начал думать о машине. В это время Волжский автомобильный завод уже делал несколько моделей малолитражек по лицензии итальянской фирмы «Фиат».

По заводской очереди на покупку машин мне предложили дорогую по тем временам шестую модель. Машины по более доступной для меня цене достались назначаемым передовикам производства из рабочих или людям, близким к месту распределения благ на заводе.

Я решил просить замену машины на ту, которая мне была по деньгам.

Мой вопрос можно было решить в Управлении торговлей города, оно находилось в старинном особняке на набережной Невы. От входной двери к кабинету нужного мне начальника вела мраморная лестница под красной ковровой дорожкой. Начальнику с фамилией Каштелян обо мне что-то сказал его родственник, работавший вместе с моим другом Владиком Гаврило в Институте Арктики и Антарктики.

Прождав полчаса в приемной, я зашел в кабинет, большое помещение с высокими окнами, резными деревянными панелями стен и камином под белой мраморной плитой.

За массивным столом сидел красивый мужчина, он держал в руке и разглядывал листок моего заявления. Это сразу очень впечатлило, я опасался, что придется долго объяснять — кто я и зачем пришел. Каштелян кивнул на мое приветствие и нажал кнопку звонка. В кабинете появился человек с озабоченным выражением лица. Это — единственное, что я отметил, остальное в нем было таким серым и незаметным, что оскорбляло величественный вид кабинета.

— Степаныч, — обратился Каштелян к этому человеку, — вот парню дали хорошую машину, а он хочет похуже. Посмотри, как ему помочь.

От его слов спазм благодарности сдавил мне горло. Вот так решают вопросы чуткие к людям масштабные руководители! А мы говорим…

Увидев прощальный кивок Каштеляна, я последовал за Степанычем. Он мелко перебирал ногами, держа папку с моим заявлением.

Сейчас, думал я, он выдаст мне какую-нибудь трафаретную справку, и я поеду с ней в магазин, а после буду рассказывать, как решил эту проблему людям робким, но вечно осуждающим нашу власть.

Мы зашли в узкое помещение с тремя столами. За одним из них по клавишам пишущей машинки стучала пожилая дама. Степаныч вынул из папки заявление, положил его в самый нижний ящик своего стола, и, подняв на меня строгие глаза, сказал:

— Все, ждите…

Управление торговли я покинул в размышлениях. Зацепка была, но…

Несколько раз я звонил Степанычу. Он постным голосом сообщал:

— Ваш вопрос решается.

Подошло время выкупа машины. Если бы я это не сделал в срок, она доставалась другим покупателям. Нужно было действовать.

Заготовив впечатляющие фразы, я ворвался в комнату к Степанычу. Я сказал, что к Каштеляну попал от влиятельных людей, что не хотел бы тревожить их еще раз, но из-за бюрократии — придется, что…

На лице Степаныча появилось выражение тревоги и разочарования. Он молча вынул из ящика бумагу и, глядя в сторону, сунул ее мне. На ней было подписанное месяцем ранее разрешение Каштеляна.

* * *

Садоводство в СССР было и хозяйственным решением правительства, и самодеятельностью граждан, желающих обеспечить себя овощами и фруктами. Участки для садоводства выделяли предприятиям, обычно — на заболоченной пустоши без дорог, электричества и водоснабжения. Дальше милостиво допускались всевозможные инициативы внизу. Подобным образом, через добровольное общество содействия армии и флоту, можно было получить в аренду участок земли для гаража.

Я получил участок на 74 километре Мурманского шоссе в местности, которую одни называли Синявинскими высотами, другие — болотами. «Безлошадные» садоводы добирались туда на автобусе, привозя все, что могли нести в руках и на спине. Жили в палатках, готовили пищу на костре, нанимали бригады с госпредприятий для прокладки дорог, подводки электричества и труб водоснабжения.

Но постепенно дикий прежде край преображался. Образовывались улицы домов из рам и дверей, выброшенных на свалку, из бетонных панелей, непонятно как привезенных из города, из шифера и фанеры. Были там и рубленые избы, собранные из спиленных деревьев. При всем этом на второй год в самодельных парниках выращивали разные овощи и клубнику, а весной расцветали яблони и вишни.

Спилив деревья и выкорчевав пни, я приступил к возведению жилья на участке. Двое постоянно пьяных работников соорудили каркас и крышу постройки. На заводе мне разрешили купить доски и брусы от сносимой крыши ремонтируемого цеха. Была поздняя осень, их доставку на участок затрудняло бездорожье, но упускать такой случай приобретения ценного материала было бы глупостью.

Наш грузовик безнадежно застрял в жидкой колее дороги, не доезжая километра до моего участка. Пришлось бросить драгоценные доски без надежды обнаружить их на следующий дачный сезон. Но весной, добравшись до оживающего садоводства, я с радостью увидел свой строительный материал нетронутым, хотя он явно мешал проезду транспорта. Я был настолько растроган благородством людей, не позарившихся в такой ситуации на чужое, что написал очерк о трудовых подвигах садоводов в районную газету. Редакция сообщила мне о его опубликовании, но в их статье о героизме наших садоводов было сказано мало, больше — о дооборудовании Мурманского шоссе двумя автобусными остановками в будущем году.

Машина способствовала ценному знакомству с одним из покорителей Синявинских высот (болот). Однажды, возвращаясь в город, я подвез молчаливого парня с цепким взглядом. Он оказался рубщиком мяса в магазине на Петроградской стороне. В те времена это было знаковым событием. Тогда в мясных магазинах можно было купить синеватых цыплят. Реже — свинину или говядину и потребительская ценность их кусков зависела от схемы разрубки туши. Рубщика звали Володя, я подбирал его на шоссе, привозил на участок и вез в город. А он…

В то время покупать отборное мясо у задней двери магазина мог лишь человек с большими связями. Мое благополучие длилось два месяца. Потом Володя купил машину, и это удачное знакомство прекратилось.

Мне случалось наблюдать и более организованную покупку продуктов некоторыми людьми нашей страны. При командировках в Москву я останавливался у Зорика Черняка. Его отец, приветливый, веселый и добрый человек, работал референтом в значительном учреждении. И однажды Зорик взял меня помочь привезти продукты, которые они покупали в «одном месте, где все есть».

Говорят, при И. В. Сталине был организован единственный в столице распределитель продуктов и вещей для «номенклатуры». А во время, о котором рассказываю, избранные люди страны покупали продукты и вещи в распределителях многих министерств и других органов власти.

Мы приехали на тихую улицу Москвы, где был просто выглядящий зал, и в креслах сидели молчаливые или тихо беседующие люди. Они по сигналу подошедшего работника этого учреждения поднимались и скрывались за массивной дверью. За эту дверь пригласили