В представление Екатерины Александровны Афониной о жизни тот факт, что Инночку волнует вовсе не утрата кавалера, а вопрос, что делать с подаренным бриллиантом, не укладывалось никак. Катька бушевала: что значит — что делать? Ничего не делать! Носить врагам назло! Каким врагам? Да всем! Что значит — неудобно? Далее следовали малоприличные рекомендации по поводу того, что, как и где может быть неудобно. Дима, до которого грозные раскаты Катькиного голоса доносились, смягченные расстоянием, то хихикал, то съеживался.

На робкое предположение Инночки о том, не стоит ли ей взять отпуск, Катька просто демонически расхохоталась: ты что, украла эту стекляшку несчастную? Порядочные люди подарки назад не требуют. Помиритесь двести раз еще! Когда выяснилось, что Лучинина со своим шефом и не ругалась, а просто не оправдала его намерений стать его любовницей, а в ближайшей перспективе и женой, Катька принялась обвинять Инночку уже по другой статье. Мужик — конфетка, чего тебе еще надо? Инночка перетирала рюмки молча. Да, действительно, конфетка. И чего ей надо? Наверное, другого мужика. Который не конфетка.

— Кать, я его не люблю.

— Его не любишь, это я понимаю. А что, есть кого любить?

— Наверное, да…

— Тогда так: никаких отпусков. Приходишь на работу с кулоном… он же тебе нравится? Ну вот. Приходишь и работаешь. Если Голубев хоть полувзглядом, хоть полусловом даст тебе понять, что жалеет о своей щедрости, — снимай к чертовой бабушке и отдавай. Пусть ищет более достойный объект. Хоть всю жизнь.

К двенадцати часам дня дом был полностью убран и закрыт до лучших времен. В машине по дороге в город Катька, как ни странно, молчала, и только у Инночкиного подъезда многозначительно сказала:

— Ну, ты меня поняла.

Остаток воскресенья Инночка провела за вязанием, игнорируя робкие попытки матери вызвать ее на разговор о Голубеве и о будущем, возможно, с ним связанным. Инночке было плохо, просто физически плохо, до сердечной боли и головокружения. Она боялась думать о том, что будет завтра.

Утром в понедельник, когда жизнь представлялась Инночке в совсем уже хмурых тонах, помощь пришла оттуда, откуда она не ждала. По привычке заглянув в почтовый ящик, она увидела письмо от Генки. Сразу разорвала конверт, жадно начала читать на ходу, читала в маршрутке, улыбалась и чувствовала, как с души сваливается тяжесть.

Для этого послания он почему-то выбрал «Белое солнце пустыни». Стильные письма Федора Ивановича Сухова к его Катерине Матвеевне: а еще спешу вам сообщить, что погода у нас стоит прекрасная, ни одного облачка на горизонте, как ни одного облачка в душе моей, когда думаю я о вас, незабвенная моя… Это было мило и смешно, а главное, невероятно вовремя, учитывая ее нынешнее состояние. Прочитанное письмо она, по обыкновению, просто оставила в сумочке, которую никогда не закрывала и бросала где попало. На этот раз в приемной у Светочки: Инночка не послушалась умную Катьку и сразу пошла выяснять отношения с шефом. Как только дверь с надписью «Генеральный директор» закрылась за Лучининой (на этот раз потенциальная разлучница была одета в длинный приталенный сарафан с умопомрачительной, вязанной крючком, ажурной кокеткой), Светочка незамедлительно сунула нос в забытый на ее столе кожаный ридикюль. Весь традиционный дамский набор присутствовал: расческа, кошелек, носовые платочки, косметичка, блокнот, ручка, сотовый телефон… Все это было обыденно и неинтересно. А вот конверт, явно разорванный в спешке, — другое дело. Кто в наше время пишет письма на бумаге? Престарелые родственники из Екатеринбурга? Как же, родственники… На конверте черным по белому: Геннадий Воронцов. Это, простите, какой такой Геннадий? Уж не наш ли это Генка-компьютерщик? Перед Светочкиным мысленным взором как живые встали Лучинина и Воронцов, целующиеся на корпоративной вечеринке поздней осенью прошлого года. Все сходится, и номер воинской части присутствует. Значит, эта собака на сене, Лучинина, и Виталию Валентиновичу голову крутит, и с Генкой переписывается. А может, у нее, у Светочки, на почве охоты за богатым женихом уже крыша поехала? Она выхватила письмо из конверта — торопливо, не хватало еще, чтобы ее застукали… Все-таки он точно псих… Да и она тоже, если такую лабуду читает. Но одно можно сказать с уверенностью: это не дружеская переписка. Это любовное письмо. Как только теперь донести эту бесценную информацию до потенциального богатого жениха, до шефа? Светочка до того озадачилась письмом, что забыла о главном своем занятии, — по крайней мере, главном, пока на приеме у Голубева находится Лучинина. Она не успела подслушать, о чем они говорят!

Но Инночка уже вышла из кабинета, рассеяно улыбнулась, осмотрелась в поисках сумочки, подхватила ее, не глядя, и вышла.

В это утро Витка Инночку не ожидал. Не ожидал не только увидеть, но и вообще. Собственно, не стоило исключать даже возможность ее увольнения по собственному желанию. Он-то прекрасно помнил эту ее манеру разворачиваться на сто восемьдесят градусов и уходить, если ей что-то не по нутру, супротив характера, как бы выразилась его тетушка Полина Георгиевна.

А она пришла ему подарок возвращать. Подарок, который ей самой очень нравится, но в свете изменений, произошедших в их отношениях, по ее, Инночкиной вине, она считает непорядочным по отношению к нему… На этом месте она окончательно запуталась в «отношениях» и смущенно замолчала. Господи, да ни одной из его знакомых женщин не пришла бы в голову мысль вернуть подаренный бриллиант.

— Тебе же нравится эта безделушка? — спросил он.

— Кроме того, что меня просветили, сколько стоит дизайнерская вещь такого класса… Да, мне очень нравится.

— Ну, так и носи с удовольствием.

— Вит, ты же понимаешь, что мы останемся друзьями… Друзьями, и не больше…

— Я не понимаю, почему… Но понимаю, что ты так решила, а решений своих ты не меняешь. Я только не понимаю, зачем ты хочешь отдать мне вещь, которая нравится и принадлежит тебе. К тому же, эта штучка тебе очень идет.

— Ты правда на меня не злишься?

Она смотрела на него с такой надеждой, что он не решился расхохотаться. Или расплакаться, что в данный момент было бы для него одно и то же.

— Нет, Инка, я на тебя правда не злюсь.

Он хотел добавить: потому, что я тебя люблю, — но она уже встала, что бы уйти.

В жизни Инночки наступило странное, хрупкое состояние безвременья. Ничего не происходило. От подобного, еще год назад привычного состояния она уже успела отвыкнуть. Дом — работа — дом… Иногда еще магазин. Ничего не происходило.

В самом конце августа, с первой же в этом учебном году тренировки по карате Сашка вернулся на два часа позже и с гипсом на правой руке. Так в родную школу на День знаний и отправился: без стандартного пиджака, в белой рубахе с короткими рукавами и с гипсовыми латами, точнее, латой, от локтя и до самых кончиков пальцев. Естественно, гипс ему сразу же расписали: номерами телефонов, пожеланиями и даже стихами собственного сочинения. Американских фильмов насмотрелись, — констатировала бабушка Капитолина Ивановна, и Инночка была с ней целиком и полностью согласна. А перед этим ей приснился тот страшный сон. Или странный.