– Видишь ли, это очень прискорбно, но мне не удалось найти общего языка с женой Сени…

– Мне правда очень жаль, мама! Но… как же атмосфера товарищества? Поставим точку. Кроме меня на эту квартиру может претендовать только отец. Папа, ты претендуешь?

– Нет, не претендую. Светлана, девочка права. Мама любила ее, она хотела, чтобы квартира досталась ей. Пусть Оля остается в Москве, мы будем ездить к ней в гости.

Перенесенная болезнь переломила Ольгу. Те жуткие часы, которые она провела под жидким общежитским одеялом, прикрытая сверху такой же жидкой шубейкой из искусственной цигейки, плавая в собственном поту, задыхаясь от раздирающего грудь кашля, изменили ее характер. Теперь это была уже не слабая и стеснительная девочка, страдающая из-за драных сапог. Самоуверенная и твердая молодая особа не нуждалась ни в чьем покровительстве и внимании… Да и вообще ни в ком не нуждалась.

Она решила, что легкие деньги – нечестные деньги. Мечты о ресторанах, красивых платьях, театральных и киношных премьерах никуда не ушли, они только спрятались поглубже. Надо было учиться, учиться и работать, чтобы суметь осуществить свою мечту. Вернее, мечты.

Ольга работала, как одержимая и через некоторое время поняла, что за рекордно короткий срок добилась гораздо большего, чем многие ее сверстники. О ней слышали. О ней писали – пока по чуть-чуть, но всегда хорошо. Платье из ее первой серьезной коллекции купила Анжелика Варум. Очевидно, у нее был финансовый кризис. Скоро Оля решила, что ей не хватает познаний в рекламе, и пошла на курсы паблик рилейшнз. Там она нашла друзей… И Кирилла!

Молодой модный художник обратил на нее внимание, и это сначала было просто бальзамом на раненое самолюбие, а потом все получилось как-то само собой, и неожиданно для себя Оля привязалась к этому замкнутому, всегда немногословному человеку – быть может, отчасти и потому, что он представлял разительный контраст с ее первым возлюбленным? А Кирилл, со своей стороны, став ее бойфрендом, не мог ожидать, что девочка с твердым характером окажется таким ранимым, нервным, тонко чувствующим существом.

Этому была своя причина. Оля была уверена, что, если Кирилл узнает о позорной странице в ее биографии, о том, что она снималась в порнографическом фильме, он тут же ее бросит, и тогда в Ольгиной жизни уже не будет ничего, ничего! Она всегда испытывала робость перед своим любимым, словно заранее извиняясь перед ним.

На некоторое время она забывала о своем грехе, о своем позоре. За последний год ни разу не вспомнила об этом, ее стали занимать совершенно другие проблемы… Но вот совсем недавно тревога снова поднялась со дна души. Что ее вернуло? Какое дурное предчувствие потревожило душу? Этого Оля не знала и знать не могла. Но появление Александра Александровича – порядком потрепанного и постаревшего – в дверях того самого кафе, куда они с Димкой зашли выпить кофе, взволновало девушку не на шутку.

Это был полет, полет над янтарными равнинами, над неведомыми городами в солнечной дымке. Полет рука в руке, в бесконечном растворении – друг в друге, в нежном тепле, в прозрачном, пронизанном высшим сиянием воздухе.

Таким было начало, а потом придет разо-чарование, отвращение, мучительно давящая тоска, от которой не вздохнуть, не пошевелиться. Но это стало уже привычным и неизбежным злом. Некоторое время лежать раздавленным своей тоской, пережидая краткий ее приступ, потом вставать, заговаривать с Жаклин, которая тоже приходила в себя постепенно, прибирать разрушенную бурей страсти постель, пить кофе в сверкающей кухне… И снова возвращаться в обычный, ничем не удивляющий и не потрясающий мир – до следующего полета над сверкающими равнинами.

– Жаклин!

Тишина. Она лежит на боку, очень уютно, засунув сложенные ладошки между гладких коленей. Угольно-черные ресницы сомкнуты неплотно, сквозь них видна лунная полоска белка. Припухшие, очень бледные губы слегка приоткрыты.

– Жаклин!

Ничего.

Все остальное Кирилл помнил очень смутно. Он как с ума сошел от ужаса, от горя, от страха. Вернее, на страх не осталось сил, иначе он непременно бы подумал о собственной безопасности, о репутации своего отца. Вряд ли кто-либо знал, что они с Жаклин вместе принимали наркотики, а если кто-то из приятелей и был в курсе, то не стал бы болтать, не такие это люди. Полиция, зафиксировав смерть от передозировки наркотиков, не стала бы искать виновника, тем более что никаких следов насильственной смерти не было. А из уважения к отцу Жаклин, известному писателю, вообще замяли бы всю эту историю, и никто не узнал бы, как и отчего умерла девушка.

Но все это может прийти в голову только по здравом размышлении, а Кирилл тогда не был в состоянии рассуждать здраво.

Он вызвал машину «Скорой помощи». Прибывший врач констатировал смерть от передозировки наркотиков и, не без изумления глядя на мечущегося по комнатам молодого человека в неглиже, вызвал полицейских. Разговор с ажанами получился длинный, и, так как настроен Кирилл был очень агрессивно, закончился он в полиции.

Разумеется, о гибели бедняжки Жаклин пронюхали журналисты. Разумеется, карьера отца Кирилла была загублена на корню – чего он, между прочим, так и не простил своему неудачливому сыну. И через пару недель безутешный Стеблев-старший со своим столь же безутешным, но по другой причине сыном вернулся в Россию.

Кирилл выбрался тогда из наркотической зависимости без врачебной помощи. Вернее, так считалось – по тем временам наркомания не была до конца признанным явлением, не лечили от нее в специальных центрах, не печатали в газетах объявления частных врачей… Но, разумеется, папенька не дал погибнуть своему непутевому отроку, устроив его в закрытый санаторий, дабы он пришел в себя после тяжелого «нервного потрясения».

Его вылечили. Гипноз, лекарства, свежий морской воздух, прогулки по горам. Образ Жаклин милосердно стирался из памяти. В сущности, Кирилл был еще ребенком, инфантильным, эгоистичным существом, и инстинктивно хотел забыть неприятный эпизод. Ему это почти удалось. Редко-редко в снах приходила Жаклин, которую он так и не видел после того, как ее погрузили в карету «Скорой помощи». Но снился Кириллу не бледный призрак, а веселая девчонка, которая прыгала по ярко освещенной комнате в чем мать родила, свободно и весело, которая виртуозно занималась любовью и с потрясающим акцентом выговаривала русские бранные словечки. Но и она уходила все дальше и дальше, до тех пор, пока ее окончательно не затмила Ольга. Веселая, живая, умненькая Лелечка, с которой было почти так же просто и весело, но без этой медленной отравы, постепенно разъедавшей его жизнь так сладко и незаметно. Друзья, совместные посиделки, любимая работа, успех, признание, богатство, слава. В общем, все шло хорошо, если бы не эта чертова фотография!

Да, но как она попала в карман пиджака? Кирилл, разумеется, с трудом припоминал свое возвращение из Парижа. Фотографии и все, что могло напомнить ему о прошлом, было уничтожено заботливым отцом. Эта, допустим, уцелела. Но как?