– Завтра я приду на судно с условленной суммой.

Пиратские обычаи требуют оплаты наличными. Дансер поступает, как обещал, и, разумеется, он является на борт не один. Его сопровождают телохранители – ведь он несет золото. Мусульманские команды пируют на суше, пропивая аванс, выданный раисами. На судах только несколько офицеров-мавров и гребцы-христиане. Охрана Дансера расковывает гребцов, и те немедля захватывают мавров. Еще не успели объявить тревогу, как галеры уже покинули порт.

– На Марсель! – раздалась команда.

Марсель, любимый город, знакомый Дансеру по славным временам, – город, откуда он отплыл в поисках новых авантюр. Хорошо бы осесть в нем свободным человеком! Но не тут-то было. Бывший сброд, разбогатевший благодаря Дансеру, встречает своего прежнего патрона с распростертыми объятиями, но арматоры и торговцы, чьи суда и товары попали в руки алжирских пиратов, хотят расправиться с ним. Дансер может появляться на улице только в сопровождении охраны из преданных ему людей. Оскорбления сыплются со всех сторон.

– Надо ехать в Париж искать защиты короля.

Генрих IV не проявил близорукости, даровав прощение пирату – за деньги, разумеется.

– Я счастлив видеть вас, господин Дансер, поскольку хочу поручить вам важное дело. Наш флот готовится к отплытию в Ла-Гулетт в Тунисе. Мы поссорились с беем, который оскорбил нас, и я хочу наказать его. Ваше знание берберской жизни может нам помочь. Отправляйтесь в экспедицию.

Неизвестно, в каком качестве Дансер принимал участие в этой экспедиции, но ее итог ощутим: сожжено множество кораблей бея, во Францию привезено 450 пушек и добычи на 400 000 крон.

Семь лет беззаботного существования. Даже Марсель простил Дансера – ведь он женился на уроженке этого города. Какой демон тщеславия заставил его принять от Людовика XIII, наследника Генриха IV, новую миссию, на этот раз дипломатическую, которая не сулит Дансеру ничего, кроме опасностей? По словам английского путешественника Уильяма Лайтгоу, жившего тогда в Тунисе, Дансеру следовало явиться в роли чрезвычайного посла короля к бею, получить от него несколько захваченных французских кораблей и отвести их во Францию. Может, бывшего пирата опьянило звание чрезвычайного посла и он забыл, что бей помнит о его участии в захвате Ла-Гулетта (ныне Хальк-эль-Уэд) семью годами ранее? Эпилог нетрудно предугадать: суда были возвращены, но Дансера завлекли в ловушку, обезглавили и выбросили тело и голову в ров.

Вооружение магрибских флотов парусниками, которые так превозносил Дансер, несомненно, способствовало усилению пиратства. В Алжир прибывало все больше товаров и пленников.

Процессию пленников торжественно вели через весь город. Потом несчастных загоняли в подземные тюрьмы, и там приступал к делу переводчик: имя, страна, род занятий, финансовое положение семьи.

– Капитан? Кормчий? Главный пушкарь? Мастер-конопатчик? Сюда!

Специалисты по мореплаванию могли быть уверены, что их не отправят на невольничий рынок; их знания представляли слишком большую ценность. Они попадут на пиратские суда, где могут сделать карьеру и даже вновь занять капитанскую должность, если откажутся от своей веры и согласятся на обрезание. К врачам относились не хуже. Сменив веру, они тоже могли сделать карьеру. На невольничьи рынки не попадали также красивые девушки и молодые женщины. Поставщики гаремов платили хорошо. Красивые юноши тоже ценились.

Может удивить, что сортировка живого товара происходила в присутствии европейских чиновников. В Алжире имелся французский консул, а в Тунисе – вице-консул. Эти дипломаты пытались добиться возвращения без выкупа пленников или пленниц (кроме молодых и красивых), имеющих во Франции влиятельных родственников. В зависимости от времени и политической конъюнктуры им удавалось или не удавалось освободить их. Мавры всегда стояли перед дилеммой: либо пойти навстречу требованиям консулов за те или иные дипломатические уступки, либо сорвать крупный куш. Они выясняли ранг пленников по одежде, ухоженным рукам, бумагам, найденным при них. Так, Сервантес, привезенный пленником в Алжир (1575 год) и имевший при себе рекомендательное письмо к губернатору Нидерландов дону Хуану Австрийскому, оставался в неволе очень долго и пережил немало драматических событий, пока его не выкупили за громадную сумму. Пленников, за которых не могли дать выкуп, ждала тяжкая участь каторжников.

Крупнейший невольничий рынок в Алжире, Бадестан, действовал несколько дней в неделю. Там продавали женщин постарше и менее привлекательных. Их покупали в качестве домашней прислуги. Детей, даже самых маленьких, без всякой жалости отрывали от матерей и отправляли на сравнительно легкие работы. Продавали и мужчин, за которых не могли дать выкуп. Все происходило точно так же, как в XVIII веке на невольничьих рынках Луизианы: потенциальные покупатели щупали мышцы, осматривали зубы, требовали от продавца:

– Пусть пробежится. Пусть отнесет мешок с зерном. Пусть эти двое поборются. Я возьму того, кто сильнее.

Пленников покрепче покупали за хорошую цену, а затем их владельцы сдавали своих рабов внаем. Землевладельцы и хозяева огородов покупали рабов для сельскохозяйственных работ. И наконец, представители раисов приобретали гребцов для судов.

Одно время несчастные надеялись, что их выкупит какой-нибудь религиозный орден. И они знали, что выкуп будет тем выше, чем больше за них заплатят покупатели, а потому всегда жаловались на плохое здоровье и бедность. С другой стороны, если вас покупали за хорошую цену, к вам относились лучше, как к доброй лошади или ценной утвари. По свидетельству англичанина Окли, хозяева встречались всякие – и жестокие, и обычные.

Его купил моряк-мавр, чтобы сделать кузнецом на своем судне, которому предстояло отправиться в пиратскую экспедицию.

– А если придется напасть на соотечественников? Никогда!

– Я тебя понимаю. Отправляйся на сушу и зарабатывай себе на жизнь. Но помни, что ты мой раб и должен ежемесячно платить мне определенную сумму.

Окли некоторое время был кузнецом, потом открыл харчевню. Доходы от харчевни позволили ему войти в долю с одним из его соотечественников-рабов, который держал портняжную мастерскую для рабов.

«Рэндел работал вместе с женой и сыном, которые попали в плен вместе с ним, и их, по счастью, не разлучили. На материальное положение жаловаться не приходилось, но мы страдали от отсутствия свободы и религиозного утешения. Случайно мы встретились с товарищем по несчастью, англиканским священником Спрэтом. Три раза в неделю он читал нам Евангелие и молился вместе с нами. Мы собирались в подвале, который я арендовал. Иногда собиралось шестьдесят – восемьдесят человек, и, хотя наши молитвы доносились до прохожих, ни мавры, ни турки ни разу не помешали нам».

Мавританский капитан, владелец Окли, потерпел несколько неудач, разорился и продал все свое имущество и рабов. Окли попал к «одному пожилому господину», который проникся к своему рабу дружескими чувствами и вскоре стал относиться к нему как к сыну.

«Мне хотелось обрести свободу, но из честности я не решался на побег». Окли считал, что, если побег удастся, его новый хозяин потеряет деньги, которые заплатил за него, а это были деньги на старость. Честный раб поделился сомнениями со священником, и тот объяснил ему, что никто не имеет права на владение существом, созданным по образу Бога. В подвале, где они молились, Окли вместе с шестью соотечественниками собрали по частям лодку, которую закончили ночью на берегу. После многих приключений они доплыли до Майорки, а затем добрались до Англии.