Губами и языком тела проще.

Я поцеловала его щеку, скулу, висок, потерлась кончиком носа о мужскую бровь, почувствовала на щеке невесомое щекотание его ресниц — и улетела.

В пропасть или на вершину? Я не понимала. Я лишь осознала, что, кажется, это и была та самая пресловутая любовь, иначе как еще объяснить, что сердце в моей груди замирало лишь от ощущения его пушистых ресниц на своей коже? Такая мелочь, но такая чувственная и вышибающая из-под ног почву. Хотя какая почва, когда я и так лежала, а ступни покалывало. Я водила ими по простыням, чувствуя дрожь.

Да, все мое тело потряхивало, не только пальчики на руках и ногах, но и всю меня.

— Поднимись чуть-чуть, — шепнул Мир мне на ухо, чтобы освободить меня от топа, и я послушалась. Это все было знакомо, он уже не раз касался моей груди губами, поэтому я расслабленно подчинилась его ласкающим движениям и смазанным касаниям губ.

Я вздрагивала и всхлипывала, а мужчина языком выводил непонятные узоры на моей груди. Затем он прикусил кожу на моем животе, я охнула и поняла, что это то самое место, на котором он написал предложение.

— Жаль, что буквы стерлись, — как расстроенный мальчишка шепнул он и начал поцелуями спускаться все ниже и ниже.

Да, на месте его импровизированного предложения остались лишь чернильные разводы, и в этот момент мне пришла сумасшедшая мысль: я захотела эти слова на своем теле. На всю жизнь. Совершенно точно. Но стоило только Мирославу развести мои ноги и опуститься поцелуями еще ниже, как я задохнулась, крепче сжала простыни и уже ни о чем вообще не могла думать, лишь чувствовать. Всеми своими рецепторами ощущать щекочущую сладость его губ и импульсы простреливающего через всю меня наслаждения.

Мирослав зубами отодвинул полоску моих трусиков и прикоснулся ко мне языком. Я застонала, выгибаясь дугой, но сегодня мне не хотелось такой ласки. Сегодня я была настроена более решительно…

— Мир, Мир, пожалуйста…

— Что, Слава? Что? — Соколовский приподнял голову и прожег меня своим темным взглядом. В его глазах было столько всего, что у меня сейчас не хватило бы умственных способностей распознать хоть что-то.

— Не медли, пожалуйста, — шепнула я и тут же, зажмурившись, откинулась на подушку. Возможно, это было трусостью с моей стороны, но мне хотелось быстрее преодолеть этот этап и наконец-то пойти дальше.

— Медлю? — хохотнул он и тут же провел носом по внутренней стороне моего бедра. — Ласка, я сдерживаю себя из последних сил, чтобы не наброситься на тебя. И поверь мне, я совсем не медлю.

— Просто давай уже сделаем это.

— Так, а вот такой настрой мне уже совсем не нравится.

Мужчина приподнялся и резко подтянулся, теперь он дышал мне в шею, а я по-прежнему лежала с закрытыми глазами.

— Слава, я… — он запнулся, кашлянул, уткнулся носом в изгиб моего плеча. — Давай остановимся сейчас.

— Что? — Я распахнула глаза и попыталась оторвать голову Соколова от себя. — Нет-нет, я не хочу останавливаться.

— Ласка, — Мир слабо улыбнулся, покрыл поцелуями мое лицо, — я боюсь, что не смогу остановиться. Это уже сейчас тяжело, а ты болтаешь еще…

— Мне не болтать? Прости… — Я набрала в грудь воздух и шумно выдохнула — кажется, я разволновалась. Внезапно. И сильно. Дело же не в зубах на моих трусиках? Такого Мир еще не делал.

Соколовский втянул в себя мою верхнюю губу, затем провел языком по моим зубам, и все мысли испарились. И все же, несмотря на мою просьбу, Мир медлил — наверное, он был прав.

Мужчина целовал меня и неспешно гладил грудь, живот, лоно. Соколов все же помог избавиться мне от трусиков и забрался своими пальцами туда, где горело отчаяннее всего.

— Ты такая влажная и узкая, это может свести с ума любого, — шепнул он мне в губы и ввел в меня, кажется, уже три пальца. Я охнула, распахнула рот и часто задышала. Было как-то… странно. Не больно… но неуютно.

— Расслабься, Ласка. Расслабься и кончи пока так. Я не буду говорить, насколько я большой.

— А ты? — я запнулась, понимая, какую огромную глупость чуть не спросила.

Мне впервые стало интересно, какой он там, внизу. Мужской член я видела лишь единожды, и вспоминать такое знакомство совсем не хотела. Но вот… Член Соколовского… По крайней мере, мысли о нем не вызывали отторжения, лишь интерес, который появился только что. До этого момента не было интереса.



— Можно я его потрогаю?

— Слава… если ты… — он шумно сглотнул, словно слова давались ему с особым трудом. — Не надо, я…

— Я хочу, — настойчиво произнесла, чувствуя себя капризным ребенком.

— Хорошо. — Мирослав чуть приподнялся, стягивая боксеры, и я ощутила ногой бархатную плоть. Его член был твердым и совершенно точно большим.

Я потянулась ладонью вдоль наших тел, не отрывая взгляда от лица мужчины — мне нужно его было видеть. Понимать, что это Мир, чтобы не потеряться.

Коснулась кончиками пальцев мужской плоти и замерла от удивления, а Мир зашипел. Его член был таким гладким. Твердый и в то же время бархатный. Я несмело двинулась вниз и обхватила его всей ладонью, прислушиваясь к собственным ощущениям. Мне не было противно. Да, кажется, мне было даже приятно. Особенно от того, как закатил глаза Соколовский, а затем и вовсе прикрыл их, крепко сжав челюсть.

— Посмотри на меня, — шепнула и поцеловала его в уголок рта.

— Ласка…

— Посмотри. — И сжала руку крепче, провела большим пальцем по головке. Какая же она гладкая, с ума сойти.

— Что ты творишь, — зашипел Мирослав и распахнул свои черные глаза. В них было столько страсти и огня! Мужчина рвано дышал, его грудь вздымалась, а член в моих руках пульсировал — и все это мне нравилось, это было так непередаваемо, так томно и сладко.

— Возьми меня уже, Соколов.

— Соколовский, — рыкнул он и набросился на мой рот.

Затем он целовал мою грудь, живот и опять опустился к моим бедрам, все же заставив кончить от его пальцев. Он тянул. Он отчего-то тянул, но я и додумать эту мысль не успела. Спазмы внутри меня еще не стихли, как я ощутила тяжесть его тела и твердую головку, плавно, но настойчиво проникающую в меня. В первые секунды я не могла ничего понять, потом пришла боль. Я сжалась, всхлипнула и укусила Мира за губу. Он же стал целовать меня еще более дико и необузданно, прикусывал в ответ и, крепко держа за бедра, проникал до самого основания.

Он что-то шептал между поцелуями, но я не слушала его, не воспринимая слова, и даже если бы и захотела, то ничего бы не уловила. Я пыталась понять саму себя, прислушиваясь к своим ощущениям.

Пока все было противоречиво. Возбуждение схлынуло, внутри начало все саднить, но какой-то более острой боли не было, впрочем, так же как и прежнего удовольствия.