— Знаешь, я соскучился по твоей куртке.

— Только по ней? — шмыгнула я носом, передумав плакать.

— Ну по тебе я скучаю только днем, когда на работе. Когда ты рядом, по тебе скучать не получается. Ну? — Мужчина поддел пальцами мой подбородок и заглянул мне в глаза. — Чего ты расстроилась?

— Вы без меня и за меня все решили.

— Слава, кажется, вопрос со свадьбой уже две недели как решен.

— Ты не находишь это странным? — запротестовала я.

Не из-за отца. Просто наши отношения с Соколовским были странными. Мы были словно самой настоящей романтической парой, но это самое “словно” портило весь настрой, стоило только вспомнить об обстоятельствах, вынудивших нас сойтись, и о том чертовом контракте. Не брачном, а том, по которому половина всего, что мне даже не принадлежало, должно было отойти к Миру. Все это давило на меня каменным грузом, и, возможно, были бы мы близки как настоящая пара, как мужчина и женщина, я бы обо всем этом и не вспоминала, но червячок недоверия не то что грыз меня изнутри — он меня уже прогрыз полностью, ещё чуть-чуть — и догрызёт вовсе.

— Ми-и-ир…

— Что, Ласка?

— Я хочу попробовать…

— Ты о чем?

— Не строй из себя дурака и не заставляй меня произносить это вслух.

Соколов взял в ладони мое лицо и широко улыбнулся.

— Ты изнемогаешь от нетерпения, Слава? — он рассмеялся, добавив: — Вот что надо было — не измором тебя, а голодом.

— Мир! — возмутилась я, но рассмеялась следом за ним. Ситуация выходила глупая.

— Тебя не смущает, что на дворе день, даже не вечер?

— Не дразни меня. Если уж вы с папой захотели все за меня решить и сделать из меня нормальную, то и отношения я хочу нормальные. Полноценные, понимаешь?

— Ты уверена, что готова? — Мирослав враз изменился в лице, пропала и улыбка, и даже озорные огоньки во взгляде.

Мужчина стал серьезным. Его зрачки расширились, делая глаза практически чёрными. Мир смотрел на меня и затягивал в свою темную пучину.

— Да, — шепнула и тут же добавила громче: — Да.

Только ни черта я не была готова, но, как говорится, не попробуешь — не узнаешь. А я и так сильно затянула…



Мирослав

У Соколовского внутри все горело, ребра раздирало каким-то маниакальным желанием, которое он уверенно и упорно гасил в себе почти три недели.

Три недели. Это много? Или мало?

Для Мирослава это была целая бесконечность с того самого момента, как он впервые увидел ее голые ягодицы на своей кухне. А уж после того, как он вошел в нее пальцами и попробовал на вкус, всё…

Все планы полетели к чертям, были переиграны, переосмыслены и стали совершенно другими.

Мир ходил к специалисту после того, как узнал о том, что случилось с Лаской. Мужчина консультировался у человека, понимающего в этом однозначно больше, чем он. Потому что Мир не хотел оплошать. Ему нужно было, чтобы Слава ему доверилась. Соколовский и так осознавал необходимость этого, тут и дураку было понятно, но специалист подтвердил то же самое. Девушке нужно почувствовать себя в безопасности.

Ключевое и самое главное слово.

Безопасность.

Мир всячески все это время пытался показать Славе, что на него можно положиться, что он ее не обидит, поддержит и исполнит данное ей обещание, которое с каждым днем, с каждой проведенной в одной кровати ночью становилось все тяжелее и тяжелее исполнять.

Слава манила и многое ему позволяла, ее тело отзывалось на его ласки и поцелуи, на физическом уровне давая импульсы к желаемому продолжению, но Мир медлил. Потому что он боялся все испортить. А еще потому, что понимал, что второй попытки не будет.

Особенно если он сорвется.

Мирослав не хотел упускать шанс, предложенный ему судьбой. Соколовский мало во что верил, но вот в судьбу он верил чересчур сильно. Он был фаталистом до мозга костей. Будет так, как должно быть, но это не значит, что не нужно стараться и карабкаться вверх — нет, наоборот. Нужно прикладывать в тысячу раз больше усилий для достижения поставленных целей. Иначе никак.

И вот сейчас они поднимались с Лаской в лифте, и уже совсем скоро должен был прозвучать звуковой сигнал, оповещающий об остановке на его этаже. В его квартире. А он, как несмышленый ребенок, до последнего не знал, что делать, с чего начать, да и вообще…

Огнева все решила сама: скинула кеды, куртку, стащила пальто с его плеч и толкнула мужчину в сторону лестницы.

Окей, он уловил посыл: меньше мыслей, больше дела. Мужчина скинул туфли и подхватил Ласку на руки. Слава обняла его и начала покрывать шею мужчины поцелуями.

— Не торопись, Ласка, — шепнул он и усадил девушку на кровать в своей спальне, сам же подошел к панорамной стене и задернул шторы. Как хорошо, что они были плотными и темными. Конечно, комната не погрузилась во тьму, но обстановка стала более романтичной, что ли… Хотя какая романтика? Стоило Соколовскому только представить, что вот-вот случится, так у него внезапно становилось пусто в голове. Хотя никогда прежде он не замечал за собой путаности мыслей в экстренных ситуациях. Сейчас же ситуация была не экстренная, но…

Как же много было этих самых но, а Ласка тем временем сняла с себя обтягивающие черные брюки и осталась лишь в сером спортивном топе и трусиках к нему в пару.

— Провокационный наряд для похода в ресторан, — улыбнулся Мир, только сейчас поняв, что все это время Ласка щеголяла практически в нижнем белье не только при нем, но и при всех.

Огнева поражала своей противоречивостью. Нежная, ласковая, спокойная — она горела как огонь, под стать своей фамилии, и бросала вызов условностям.

Она не сказала отцу, что стала жертвой насилия, и получила психологическую травму, да и не видела она себя таковой. Она предпочла придумать сказочку про ориентацию, поставив родных в тупик, и все, лишь бы те оставили ее в покое. А сейчас она сама хотела.

Хотела его. Мира. Хотела отдаться ему, и у него от этого башню сносило.

У нее было столько времени, чтобы выбрать кого-то. Довериться, попробовать… Но она доверилась ему. Ладно, пускай она его не выбирала, так сложились обстоятельства, и Мир только их укрепил, потому что отпускать девушку не собирался, но все же она ему доверилась. Это отчетливо читалось в ее воинственном серебряном взгляде.

Но самое смешное и в то же время печальное было в этой ситуации то, что Мирослав боялся больше Ласки. Он так не боялся ни на первом своем заседании, ни перед первой встречей с отцом.

И осознание своего страха напугало Соколовского еще сильнее. Он давно понял, что Ласка значила для него намного больше, чем обычная девушка, даже больше, чем будущая супруга, способная принести ему выгоду. Слава значила намного больше… понять бы еще, был ли предел у этой значимости.